Не помогла тут ни частная телеграмма Витте… с призывом к «патриотизму» общественных деятелей, ни поддержка князя Долгорукова, считавшего, что «надо подать руку по­мощи Витте». Это был голос… вчерашнего дня. Так далеко большинство съезда (кадетов) идти не могло, не теряя лица.

П. Милюков[1].

Первая русская революция, по словам последнего дворцового коменданта В. Воейкова, началась с 6 но­ября 1904 года, с даты, которую «можно считать штурмовым сигналом для активной работы общественных деятелей по захвату госу­дарственной власти так как съехавшиеся в Москву пред­ставители земств в этот день приняли первую объединенную резолюцию с требованием политической свободы и народного представительства»[2]. Во главе движения, отмечал премьер-министр С. Витте, встала аристократия: «Дворянство, несомненно, хотело ограни­чения государя, но хотело ограничить его для себя и управлять Россией вместе с ним… Кто, если преимущественно не дворянство, участвовало во всех съездах, так называемых земских и городских представителей в 1904 и 1905 гг., требовавших конституцию, систематически подрывавших всякие действия царского правительства и самодержавного госуда­ря... К этому движению пристала буржуазия, и в особенности торгово-промышленная. Морозовы и дру­гие питали революцию своими миллионами»[3].

В программе торгово-промышленного съезда, представлявшего богатейших промышленников России в июле 1905 г., говорилось: «Русские торговцы и промышленники, не видя в существующем государственном порядке должной гарантии для своего имущества, для своей нормальной деятельности и даже для своей жизни, не могут не объединиться на политической программе с целью содействовать установлению в России прочного правопорядка и спокойного течения гражданской и экономической жизни». Главным требованием съезда стало принятие конституционно-монархической системы правления[4]. Съезд бизнес-элиты был запрещен правительством, а у его руководителей проведены обыски.

Мелкая буржуазия вместе с либеральной интеллигенцией на своем съезде Союза союзов в те же дни приняла воззвание своего лидера П. Милюкова: «Мы должны действовать, как кто умеет и может по своим политическим убеждениям... Все средства теперь законны против страшной угрозы (катастрофы), заключающейся в самом факте дальнейшего существования настоящего правительства... мы говорим: всеми силами, всеми мерами добивайтесь немедленного устранения захватившей власть разбойничьей шайки и поставьте на ее место Учредительное собрание...»[5].

Радикализм общественных настроений раздувался прессой до такой степени, что, по словам Милюкова, «Витте решил, что пресса сошла с ума»[6]: премьер-министр «поразился необуз­данности прессы при существовании самого реак­ционного цензурного устава. Пресса начала разнуздываться еще со времени войны; по мере наших поражений на востоке прес­са все смелела и смелела. В последние же месяцы, еще до 17 октября, она совсем разнуздалась, и не только либеральная, но и консервативная. Вся прес­са обратилась в революционную, в том или другом направлении, но с тождественным мотивом «долой подлое и бездарное правительство, или бюрократию, или существующий режим, доведший Россию до та­кого позора»[7].

«Рекорд глупой тенденциозности, - дополнял картину вл. князь Александр Михайлович, - побила, конечно, наша дореволюционная печать. Личные качества человека не ставились ни во что, если он устно или печатно не выражал своей враждебности существующему строю. Об ученом или писателе, артисте или музыканте, художнике или инженере судили не по их даровитости, а по степени радикальных убеждений. Чтобы не ходить далеко за примерами, достаточно сослаться на печальный личный опыт философа В.В. Розанова, публициста М.О. Меньшикова и романи­ста Н.С. Лескова»[8].

Революция 1905 г. наглядно показала отношение общества к власти: «Можно без всякого преувеличения сказать, - констатировал Витте, - что вся Россия пришла в смуту, и что общий лозунг за­ключался в крике души «так дальше жить нельзя!» — другими словами, с существующим режимом нуж­но покончить»[9].

17 октября под давлением Витте Николай II подписал Манифест «Об усовершен­ствовании государственного порядка». В основу манифеста легли два положения: дарование законодательных прав Государственной Думе и дарование свободы слова, собраний, совести и неприкосновенности личности. Манифест обещал «принятие мер к скорейшему прекращению опасной смуты... действительное участие (Думы) в надзоре» за властями и даже привлечение к выборам в Думу классов населения, «совсем лишенных избирательных прав», а в перспективе — «дальнейшее развитие общего избирательного права вновь установленным законодательным порядком»![10]

Одновременно был опубли­кован доклад Витте «О мерах к укреплению единства деятельности министров и главных управлений», которым, в сущности, создавался Кабинет министров. В этом докладе (с высочайшей надписью «Принять к руководству») в частности говорилось: «Волнение, охватившее разнообразные слои русского общества, не может быть рассматриваемо как следствие частичных не­совершенств государственного и социального уст­роения или только как результат организованных крайних партий... Корни того волнения залегают глубже. Они в на­рушенном равновесии между идейными стремлени­ями русского мыслящего общества и внешними формами его жизни. Россия переросла форму су­ществующего строя и стремится к строю правовому на основе гражданской свободы...»[11].

Выборы в I Государственную Думу 1906 г.[1] были ограничены сословно-имущественным цензом - 1 голос помещика[2] приравнивался к 3 голосам городской буржуазии, 15 голосам крестьян и 45 рабочих[3]. Выборы были еще и сословно-многоуровневыми; например, для 26 крупнейших городов двух-, а для крестьян — четырехуровневыми. Милюков замечал по этому поводу: «Выборы двухстепенные или многостепенные теснее связывают представителя с его деревней; но это будет не представитель, а ходатай, доступный влиянию и подкупу». В. Ключевский в свою очередь предостерегал, что сословность выборов «может быть истолкована в смысле защиты интересов дворянства. Тогда восстанет в народном воображении мрачный призрак сословного царя. Да избавит нас Бог от таких последствий»[15]. Выборы бойкотировали большевики, эсеры, многие крестьянские и национальные партии.

Отличительной особенностью состава I-й Государственной Думы была очень большая доля крестьян ~ 30% (121 человек) и рабочих ~ 4% (17 человек)[16]. «Намного больше, чем в парламентах других европейских стран. Например, в английской Палате общин в то время было 4 рабочих и крестьянина, в итальянском парламенте - 6, во французской палате депутатов - 5, в германском рейхстаге - 17»[17]. Причиной такого явления была не только крайне малая доля высших и средних сословий в России, но и ставка власти на крестьянство, которое она считала опорой монархии.

Абсолютным победителем на выборах в I Думу стала кадетская партия, являвшаяся крупнейшей: в январе 1906 г. она насчитывала почти 100 000 зарегистрированных членов[18]. Член ЦК партии С. Муромцев стал председателем Госдумы, все его заместители и председатели 22 комиссий также были кадетами. Таким образом, несмотря на социальный ценз, I Дума получилась полностью либеральной. Вполне закономерно, что лидер партии П. Милюков настаивал на формировании чисто кадетского правительства. Столкнувшись с требованием либералов, монархия встал перед выбором: смена правительства или роспуск Думы.

Лидер право-либеральной партии октябристов А. Гучков, анализируя оба варианта, приходил к пессимистическим выводам: «В первом случае получим анархию, которая приведет нас к диктатуре; во втором случае - диктатуру, которая приведет к анархии. Как видите, положение, на мой взгляд, совершенно безвыходное. В кружках, в которых приходится вращаться, такая преступная апатия, что иногда действительно думаешь: да уж не созрели ли мы для того, чтобы нас поглотил пролетариат?»[19]

Неоднократные переговоры С. Витте с кадетами закончились безрезультатно. Кадеты стояли на своем. «Первая Государственная дума..., - утверждал в этой связи видный политэкономист и общественный деятель С. Булгаков, - обнаружила полное отсутствие государственного разума и особенно воли и достоинства перед революцией, и меньше всего этого достоинства было в руководящей и ответственной кадетской партии... и это неудивительно, потому что духовно кадетизм был поражен тем же духом нигилизма и беспочвенности…»[20].

Именно отказ кадетов от сотрудничества с властью, по словам, в то время министра финансов, В. Коковцева, стал основной причиной провала I Думы. Такого же мнения был и один из лидеров кадетов В. Маклаков, который позже посвятил целую книгу вопросу кадетской и «милюковской» ответственности за пропущенный шанс мирной политической эволюции. Витте в частных беседах так же не скрывал, что, «по его убеждению, ввиду результатов выборов, первую Думу правительству придется распустить, так как работать с нею никакое пра­вительство не будет в состоянии: кадеты не захотят помочь правительству умиротворить и устроить Россию, так как, говорил он, единственная их цель — управлять самим, а не служить Царю и стране»[21].

Как раз в это время на горизонте появился П. Столыпин. За день до открытия I Думы, зарекомендовавший себя в подавлении крестьянских волнений в бытность саратовским губернатором, он был назначен Николаем II министром внутренних дел. По мнению Столыпина: «Для разреше­ния создавшегося кризиса возможны (были) только два выхода… сформирование кадетского ми­нистерства, или роспуск Думы в расчете, что новые выборы дадут более благоприятный состав. Если привести к власти министерство от партии к.-д., то оно неминуемо принуждено будет немедленно проводить в жизнь и осуществлять всю свою партийную програм­му полностью... Тогда левые партии неминуемо захлестнут ка­дет, выбросят их за борт и захватят власть в свои руки»[23].