Мне глубоко антипатична точка зрения слишком многих эмигрантов, согласно которой большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами, чуть ли не кучкой преступников; сами же они неизменно пребывают в правде и свете. Ответственны за революцию все, и более всего ответственны реакционные силы старого режима… Революция есть тяжелая болезнь, мучительная операция больного, и она свидетельствует о недостатке положительных творческих сил, о неисполненном долге. Я сочувствовал «падению священного русского царства»... (но) я видел в этом падении неотвратимый процесс развоплощения изолгавшейся символики исторической плоти.

Н. Бердяев[1].

«За семь месяцев революции власть, основанная на коалиции с цензовыми элементами, обнаружила свое банкротство и полное бессилие вырвать Россию из объятий губительной войны и справиться с подтачивающей революцию разрухой во всех областях народной жизни...», - отмечал в предпарламенте за полмесяца до Октябрьской революции  один из лидеров меньшевиков Ю. Мартов. Политика правительства, продолжал он, - «неизбежно вела к усилению дезорганизации в тылу и на фронте, к росту анархии и распада»[2].

Но сильное общество не может существовать при анархии, инстинкт коллективного самосохранения неизбежно толкает его на поиски новой точки опоры, вызывая к жизни те политические силы, которые призваны разрушить старый прогнивший фундамент и построить на его месте новый. Разложение власти делает революционеров заложниками стихии, которая, даже против их воли, выносит их на поверхность.

Понимание этого объективного закона революции, в той или иной мере, оставили многие современники эпохи, например: П. Джордж: «Революция не начинается с атаки на государство некой новой мощной силы. Она начинается просто с внезапного понимания почти всеми пассивными и активными гражданами, что государства больше не существует»[3]. Н. Бердяев: «Рево­люции я считаю неизбежными, они фатальны при отсутствии или слабости творческих духовных сил, способных радикально реформировать и преобразовать общество»[4].

П. Сорокин: «Падение режима - обычно результат не столько усилий революционеров, сколько бессилия и неспособности к созидательной работе самого режима».Н. Бердяев: «Революция - есть свыше ниспосланная кара за грехи прошлого, роковое последствие старого зла… В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения… В обществе была болезнь и гниль, которые и сделали неизбежной революцию... Сверху не происходило творческого развития, не излучался свет, и потому прорвалась тьма снизу. Так всегда бывает. Это - закон жизни»[5]. В. Шульгин: «Конечно, В.Н. не был виноват. Как не был виноват весь класс, до сих пор поставлявший властителей, что он их больше не поставляет... Был класс, да съездился...»[6].

С. Паркинсон на русском примере сформулировал естественный, объективный закон революции: «Любую революцию порождает само правительство, оно создает вакуум, куда бунтари засасываются, можно сказать, против своей воли… Империи рушатся потому, что гниют изнутри, а правители, на чьем счету нет никаких конкретных преступлений, приводят свой народ к катастрофе всем чего они не удосужились сделать»[7].