Ось мира

 

Изобилие стало проклятием.

У. Черчилль, 1935 г.[1]

 

Осью всей структуры является торговля.

Дж. Кейнс[2]

 

В 1878 г. журнал «Нива», знакомя своих читателей с Парижской выставкой, писал: Англия представила «целый рог изобилия, полный всевозможных товаров, который эта страна изливает над миром… Англия явилась во всем могучем блеске своей производительности – торговой и промышленной. Везде виден глубокий практический смысл, необыкновенная умственная деятельность, мастерство рук…»[3]. В 1888 г. население Великобритании составляло всего 2% от населения земного шара, но на ее долю приходилось 54% всех промышленных товаров, циркулирующих в мире! Сесил Родс в то время мог с полным основанием заявлять, что «мир становится все более английским», что англосаксы призваны господствовать над другими народами. Идея «pax Britannica», захватывала умы правящих кругов Великобритании. Под ее контролем была одна четвертая часть земной суши. Она была владычицей морей. Ни один пролив не был свободен от английского контроля. Солнце не заходило в ее пределах[4]. «Мировые океаны были британскими озерами, а мировые рынки были британскими вотчинами»[5]. Могущество Англии распространялось далеко за пределы ее колониальной империи – весь мировой рынок, по словам английского историка А. Бриггса представлял собой «неофициальную» часть Британской империи. Оружием бескровного завоевания мировых рынков являлась английская промышленная продукция[6].

 

Великобритания являлась и абсолютным мировым финансовым лидером. Британский фунт был основной мировой валютой. Несмотря на то, что США уже располагали самой мощной промышленностью в мире, зарубежные инвестиции в США были почти в два раза меньше, чем один только ежегодный доход Англии от ее иностранных капиталовложений, который достигал 900 млн. долл. Кто мог возразить министру колоний Дж. Чемберлену, утверждавшему, что: «Британская нация — величайшая из правящих наций, какие когда-либо видел свет»? Между тем достигнутый в начале ХХ в. рекордный объем международных потоков капитала относительно совокупного объема производства не перекрыт и по сей день. Например, в то время ежегодный экспорт капитала из Великобритании составлял 9% ВВП; для сравнения: казавшийся огромным в 1980-е гг. профицит текущего счета платежного баланса Японии и Германии ни разу не превысил 5% ВВП[7].

 

Иностранные инвестиции в начале ХХ века, в млрд долл.

 

 

Только самые прозорливые могли углядеть на безоблачном горизонте величайшей империи мира, начинавшиеся сгущаться, тучи. «Франция, Германия и особенно Америка — вот те грозные соперницы, кото­рые, как я (К. Маркс) это предвидел в 1844 г., все более и более подрывают промышленную моно­полию Англии. Их промышленность молода, сравнительно с английской, но она растет гораздо более быстрым темпом»[8].

В 1871 г. полковник Дж. Чесни публикует полурассказ-полуразмышление «Битва при Доркинге». Речь шла о возможностях успеха немецкого вторжения в Англию. Книга и поднятые в ней вопросы обсуждались в Парламенте, не говоря уже о более широкой публике. И хотя в следующий раз тема германского нашествия была поднята четверть века спустя в 1895 г. (публикация «Осады Портсмута"), первый удар колокола по гегемонии Великобритании прозвучал[9].

Более высокие темпы промышленного развития конкурентов объяснялись тем, что в то время как Великобритания предпочитала получать гигантские прибыли от мировой торговли и экспорта капитала[1], Германия и Соединенные Штаты вкладывали ресурсы в совершение второго технологического переворота, пришедшегося на конец XIX в. В результате хронического недофинансирования английская промышленность все больше отставала от конкурентов. Особенно страдали старые, традиционные отрасли английской промышленности - угольная, текстильная, судостроительная. К началу 1920-х гг. в Англии было механизировано только 20% добычи угля, в то время как в США - 70%, многие текстильные фабрики в Англии работали на безнадежно устаревшем оборудовании 40-50-летней давности[10]. Техническое отставание приводило к снижению конкурентоспособности английского экспорта, и как следствие к вытеснению Британии с рынков сбыта, и спаду промышленного производства.

Дж. Лондон в начале ХХ в. после посещения Англии размышлял о социальных последствиях этих тенденций: «Представим себе, что Германия, Япония и Соединенные Штаты захватят мировые рынки железа, угля и текстиля,— немедленно сотни тысяч английских рабочих окажутся выброшенными за борт. Кое-кто из них эмигрирует за границу, но большинство бросится в другие отрасли промышленности и вызовет общее потрясение сверху донизу. Для установления равновесия на дно Бездны будут сброшены сотни тысяч новых «непригодных»…»[11].

Правящие круги Британии не были слепы и, видя грозящую угрозу, искали меры борьбы с ней. Уже Дизраэли высказал мысль, что решение социальных проблем лежит не только во внутренней политике государства, но и во внешней экспансии. Возвращение к политике империализма началась во времена именно его премьерства. В 1895 г. Сесиль Родс говорил журналисту Стэнду: «Я посетил вчера одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: «Хлеба, хлеба!» - я, идя домой и, размышляя об увиденном, убедился более чем прежде в важности империализма. Мы должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами»...[12].

Определение последнему дал английский экономист Дж. Гобсон в 1902 г. в своей книге «Империализм», в которой отмечал, что все рынки мира уже распределены между великими державами и мир нуждался в перераспределении. Гобсон утверждал, что капитализм перерос в империализм[13]. О том давлении, который испытывал мировой рынок, говорит тот факт, что с 1815 г. по 1914 г. объем совокупного экспорта стран одной только Европы вырос почти в 40 раз[14].

Передел мира начнется с торговых войн. В начале ХХ в. Великобритания, владея монополией на мировую торговлю, еще оставалась верна своим принципам laise faire, свободы торговли – фритрейда, обеспечивавших ее процветание последние полвека. В тоже время ее конкуренты и прежде всего Германия и США, развивая свою промышленность, ограждали внутренний рынок мощной стеной таможенных тарифов. Протекционизм скоро принес свои плоды: «При правлении императора Вильгельма II… Германия вторглась на мировой рынок, германская промышленность и торговля достигли такого расцвета, который раньше никто не мог себе вообразить, а Англия понесла огромные потери во внешнеторговой сфере. Ее торговый оборот уменьшается и в длительной перспективе, - утверждал в те годы шведский экономист Г. Кассель, - Англия не сможет удержаться без отказа от фритредерства»[15].

Действительно вскоре Джозеф Чемберлен предложил создать британский таможенный союз. В апреле 1902 г. «Великий Джо» заявлял: «Тарифы! В этом суть политики будущего, и ближайшего будущего»[16]. Чемберлен предлагал ввести протекционистские меры сразу для всей Британской империи, обеспечив ее участникам льготные тарифы — преференции. Чемберлен утверждал, что эта система даст возможность английской экономике достичь нового, невиданного ранее расцвета[17]. И Британия даже начнет движение в этом направлении. Так, некоторые законы представителя либеральной партии - Ллойд Джорджа, о коммерческом судоходстве 1906 г. и патентный закон 1907 г. оппозиция назовет «протекционизмом в голом виде»[18]. Тем не менее, имперские преференции не были введены. Великобритания предпочла сохранить свою монополию на мировую торговлю.

Британская торговая монополия буквально затыкала кипящий котел бурного экономического роста Германии. Сотрудник русского Генерального штаба А. Вандам, как и многие другие в 1913 г. видел конфликт неизбежным из-за «тиранически господствующих на море и необычайно искусных в жизненной борьбе англичан»[19]. Промышленность Германии производила больше, чем страна могла потребить. Но на пути к заморским колониям и рынкам Азии и Африки стояла морская империя. Не имея возможности конкурировать с Великобританией и другими европейскими колониальными империями за морями, немцы стали развивать свою экономическую экспансию вглубь материка и прежде все в Юго-Восточном направлении. И здесь их интересы вплотную столкнулись с интересами России, в славянских Балканах, и турецких проливах.

Правда Берлин пока еще воспринимал отсталую Россию не как конкурента, а как объект экономической экспансии. Отражением этих взглядов стал кабальный торговый договор, который в 1904 г. Вильгельм II навязал Николаю II. В Россию хлынул поток товаров из Германии, более половины российского импорта было германского происхождения. Договор закончился в 1914 г. и Россия отказалась продлять его. На пути немецких товаров опустился пограничный шлагбаум российских протекционистских тарифов. Мало того Россия вступив на путь индустриализации стремительно, на глазах сама превращалась в грозного конкурента.  У кипящей от перепроизводства Германии не было выбора…

 

Наглядное представление о тенденциях и условиях формирования германской внешней политики, давал немецкий дипломат Г. фон Дирксен, в своем сравнении схожих черт в развитии Германии и Японии: «После того, как... «Черные Корабли» эскадры адмирала Перри вынудили Японию открыть ворота для вторжения западных наций... ей пришлось столкнуться с альтерна­тивой: или быть низведенной до уровня полуколони­ального и зависимого государства типа Турции или Ки­тая, или же принять вызов и проложить свой путь на­верх, пробиться к статусу суверенного современного государства, способного противостоять иностранному влиянию.

Несмотря на свою поистине средневековую отста­лость, феодальную армию, вооруженную лишь мечами и стрелами, Япония решает принять вызов. Преодолевая трудности своего положения, обусловленные бедностью почв и отсутствием природных богатств, Япония, благо­даря неустанным усилиям на протяжении десятилетий и огромной жертвенности, добилась успеха в построении государства по западному образцу с могущественной ар­мией и современной промышленностью. Но в результа­те этого... Само ее существование стало зависеть от готовности остального мира продать ей сырье и желания купить ее готовую продукцию, и потому Япо­ния стала очень чувствительной к малейшему волнению в мировых делах и была обречена на ненадежное суще­ствование. Любой сбой в регулярном потоке импорта — экспорта неизменно угрожал самому существованию го­сударства.

Сходные причины привели и германский рейх на путь индустриализации и роста экспорта. Будучи нович­ками на мировом рынке, обе страны вынуждены были бороться за свою долю экспортной торговли методами выскочки: высокой производительностью труда, дем­пингом, продолжительным рабочим днем, и обе достиг­ли одних и тех же результатов, а именно: растущей враж­дебности имущих наций к неимущим. Пока в мировой экономике господствовали свободная торговля и безу­держная конкуренция, у новичков был шанс заработать себе на жизнь. Но как только для защиты внутренних рынков были воздвигнуты таможенные барьеры, труд­ности неизмеримо возросли. В результате ограничений на мировых рынках эти нации почувствовали неудержи­мое стремление создавать собственные экономические сферы влияния, в пределах которых они могли бы без помех покупать сырье и продавать конечную продук­цию.

Подобное стремление расшириться не могло не уг­рожать всеобщему миру, и опасность была значительно усилена наличием в характерах обоих народов многих сходных черт. Так, в фундаментальных проблемах отно­шений личности и государства и немцы, и японцы по разным причинам, но пришли к одному и тому же выво­ду. Согласно их философии, государство должно быть институтом высшим и первичным, которому подчине­ны все личные интересы и желания индивидуума. Лишь работая на благо общества и граждан, объединенных в государство, индивидуум может выполнить высочай­шую обязанность, возложенную на него богом, а имен­но: способствовать дальнейшему повышению благосос­тояния соотечественников. Этот спартанский образ мыслей был принят как в Пруссии, так и в Японии, и привел к возникновению авторитарного государства с очень эффективной исполнительной властью…

Когда эти две страны почувствовали, что самому их су­ществованию угрожают растущие барьеры, воздвигну­тые, чтобы воспрепятствовать экономической экспан­сии или эмиграции излишнего населения, тогда и воз­никла опасная философия «жизненного пространства», которая, будучи насильственно применена на практике, и привела к всемирной катастрофе. Склонность к применению силы также была харак­терной чертой, общей для обоих народов. Они оба дис­циплинированны; сознательное повиновение сильному и эффективному руководству — одно из их выдающихся качеств»[20].

 

Не случайно, накануне Первой мировой даже либеральный германский социолог Макс Вебер писал: «...мы, 70 млн. немцев... обязаны быть империей. Мы должны это делать, даже если боимся потерпеть поражение»[21]. В феврале 1908 г. военный агент в Берлине Михельсон передавал слова генерала Мольтке: «Несо­мненно, что Германия готова будет взяться за оружие, если ей будут кем-либо закрыты пути для колонизации и торговли»[22]. Генрих фон Трайчке, идеолог немецкого национализма, отражая общие настроения, царящие среди правящих и деловых кругов Германии, восклицал: «вопрос колонизации является вопросом жизни и смерти»[23].

 



[1] Англия в то время владела 60% мирового торгового флота. Прибыли от вывоза капитала в национальном доходе в 4 раза превышали доходы от собственной английской промышленности.



[1] Черчилль У. Мои…, с. 307.

[2] Keynes J.M. The Economic consequences of the Peace. — Edinburg; R.& R. Clarc, L.

[3] Нива 1878. № 37. с. 677. Савченко М. Английская торговля Ивана Янжула. 5-6. 2003. Родина.

[4] Клименко М.Я…, с. 267.

[5] Grigg J. Lloyd George: The People’s Champion, 1902-1911. Berkeley and Los Angeles, 1978, p.16.

[6] А. Бриггс United Kingdom. Encyclopaedia Britannica, 2005

[7] Paul Krugman, “Growing World Trade: Causes and Consequences,”Brookings Papers on Economic Activity 1 (Washington, D.C.: Brookings Institution, 1995), 327–362, 331; Michael D. Bordo, Barry Eichengreen, and Douglas A. Irwin, “Is Globalization Today Really Different Than Globalization a Hundred Years Ago?”, National Bureau of Economic Research Working Paper 7195, June 1999, 28. Cм. так-же Kevin H. O’Rourke and Jeffrey G. Williamson, Globalization and History: The Evolution of a Nineteenth-Century Atlantic Economy (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1999). (Линдси Б…, с. 86)

[8] Маркс К. и  Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 263.

[9] Royle T. Le Carre and the Idea of Espionage // The Quest for le carre / Ed. And Bold. – L.: Vision press; N. Y. St. Martin’s press, 1984. – p. 17-18; (Фурсов А. И…, с. 354-355.)

[10] Язьков Е.Ф...

[11] Лондон Дж..., с. 457-458

[12] Кремлев С. Россия и Германия…, с. 24.

[13] Клименко М.Я..., с.264.

[14] Cambridge Economic History of Europe, Cambridge, 1989, Vol. VIII, p.1.

[15] Макдоно Д..., с. 492

[16] Трухановский В.Г…, с. 70.

[17] Дж. Чемберлен речь 15 мая 1903 г. в избирательном округе Бирмингам. (Трухановский В.Г…, с. 70-71).

[18] Grigg J. Lloyd George: The People’s Champion, 1902-1911. Berkeley and Los Angeles, 1978, pp.104, 110.

[19] Вандам А. Наше положение…, с. 44.                                                                                              

[20] Дирксен фон Г…, с. 205-206.

[21] Пленков О. Ю. Мифы нации против мифов демократии. Немецкая политическая традиция и нацизм. СПб, 1997, с. 141. (Кожинов В.В..., с. 9)

[22] Ф. 2000. ГУ ГШ. Д. 258, л. 113. (Шацилло К.Ф…, с. 163.)

[23] Киган Д…, с. 262.

Подписаться
Если Вы хоте всегда быть в курсе новостей и авторской деятельности В. Галина, оставьте свои координаты и Вам автоматически будут рассылаться уведомления о новостях появляющихся на сайте.

Я согласен с условиями Политики Конфиденциальности