Италия показала, как надо бороться против подрывных сил... Тем самым она выработала необходимое противоядие против русского яда. После этого ни одна великая держава уже не окажется без необходимых средств защиты против разрушающей болезни...

У. Черчилль, 1927 г.

Трудности, возникавшие в прошлом из-за постоянных политических колебаний и в большой степени препятствовавшие развитию экономической инициативы, теперь устранены.

А. Крупп, на предоставление чрезвычайных полномочий А. Гитлеру, 25.03.1933 г.[1]

Теоретические основы олигархии, как правой альтернативы социализму сформулировал в 1911 г. Р. Михельс, в своей книге «Социология политической партии в условиях современной демократии», в которой он обосновал «железный закон олигархии» десять лет, с приходом к власти Б. Муссолини, этот закон найдет воплощение в реальной жизни. Но в наиболее конкретных и ярко выраженных формах, взращенных на идеях сверхчеловека Ф. Ницше, он будет реализован в Германии в 1930-х гг. Правая альтернатива исходила из того самого класса, который по словам К. Маркса представлял высшую форму развития капитализма – монополистический капитализм. В 1926 г. уровень монополизации в Германии в добывающей промышленности достигал 98%, в лакокрасочной – 96%, в электротехнической – 87%, в судостроении – 81%, в банковском деле – 74%[2].

Необходимость поиска этой альтернативы резко обострилась с углублением Великой Депрессии. «Партийная политика, - в это время, утверждал канцлер Германии Ф. Папен, - потеряла значительную часть своего (смысла), когда возникла необходимость призвать нацию в целом для свершения огромного коллективного усилия… Под угрозой экономического кризиса мы должны порвать с коллективистскими теориями социалистов и предоставить возможность частным предпринимателям принять на себя долю ответственности в рамках законности и христианской предприимчивости»[3]. В практических целях Папен предложил «неработоспособную систему правления политических партий заменить государством, основанным на корпоративных принципах»[4].

Одним из ведущих идеологов и создателей этого корпоративного государства стал стальной магнат Ф. Тиссен, который шел еще дальше и призывал к созданию некого типа корпоративной монархии[5].  Объясняя мотивы своей деятельности, Ф. Тиссен писал: «Правительство не справлялось ни с осуществлением своих властных полномочий, ни хотя бы с поддержанием общественного порядка. Даже полиция не в силах была совладать с ежедневными мятежами и политическими уличными беспорядками. И я одобрял этот девиз. Для преодоления кризиса необходимо укрепить государственную власть» поэтому я «поддерживал Гитлера и его партию»[6].

Другой богатейший германский магнат А. Крупп изложил свою позицию в статье «Цели германской политики»: «политические партии самоуст­ранились от всякой активной деятельности по повышению благосо­стояния народа и нации в целом, проявили себя неспособными к формированию и поддержке правительства, которое энергично и решительно практическими делами заменило бы теоретические рас­суждения о возможности позитивных перемен»… поскольку «внутриполитическая ситуация не может более контролироваться политическими партиями», президенту фон Гинденбургу следует назвать «правительство, пользующееся его доверием... кото­рое примет удар на себя»[7].

Оставалось лишь договориться с главой нового правительства, которое имел в виду и уже финансировал Крупп. Эту работу выполнил Ф. Папен, который после совещания с будущим фюрером 4 января 1933 г. заявит: «Мы наняли Гитлера!»[8]. Крупп уже после II Мировой войны пояснял смысл произошедшего: «Экономика нуждается в спокойном поступательном развитии. В результате борьбы между многими партиями и следовавшего за этим беспорядка не было возможности для нормальной производственной деятельности. Мы, члены семьи Круппов, не идеалисты, а реалисты... У нас создалось впечатление, что Гитлер обеспечит нам необходимое здоровое развитие. И он, действительно, сделал это... Жизнь - это борьба за существование, за хлеб, за власть... В этой суровой борьбе нам нужно было суровое и крепкое руководство»[9].

Идеологически новое государство, по мнению Ф. Папена, должно было базироваться «на основе принципов христианской  морали»[10]. Не случайно нанимая Гитлера, для реализации их планов, Папен и Тиссен ставили будущему фюреру условие - подписание конкорада с Ватиканом. В качестве примера корпоративной системы Тиссен приводил режим Муссолини. «Нанимая» Гитлера германские промышленники надеялись, что он создаст подобную систему[11].

Усиление религиозности на фоне укрепления корпоративного государства это прямой путь к неофеодализму. Феодализм – это ни что иное, как иерархическое правление родовой аристократии, опирающееся на религию. При неофеодализме родовая аристократия сменяется корпоративной, финансовой.

При неофеодализме, так же как и феодализме, религия играет ключевую роль. Она легитимизирует иерархическое наследственное правление капитала, как раньше рода, и одновременно создает моральную опору общества.

Коэффициент социального неравенства Джини (ООН),

и уровень религиозности населения, в % (Pew Global), 2003 г.[13]

Платой за религиозный фундамент становится отказ от созидательной деятельности. Церковь может помочь стабилизировать ситуацию, но не вывести из нее, тем самым религия консервирует общество. Это самая главная функция религии: препятствуя прогрессу, на становится последним бастионом, защищающим человека от самоуничтожения. Коперник совершенно не случайно был сожжен на костре – тем самым церковь защищала человека от науки, являющейся двигателем прогресса. Запрещение взимания процентов церковью, выполняло ту же роль – препятствовало развитию капитализма, т.е. материальному прогрессу. Платой за возрождение религиозности становится деградация, закрепощение нравственного и материального мира человека.

Власть церкви, отмечал в этой связи Марк Твен, «власть могущественная, могущественнее всякой другой; обычно церковную власть прибирают к рукам корыстные люди, и она постепенно убивает человеческую свободу и парализует человеческую мысль»[15].  «Вера и знание - это две чаши весов: чем выше одна, тем ниже другая», - предупреждал А. Шопенгауэр.