Нам нужны рынки, без них и свободных путей к ним мы жить не можем... Если нам запрут пути для торговли, мы должны будем взяться за оружие.

Х. Мольтке, начальник

Генштаба Германии, 02.1908^[1]

«Германия является, может быть, единственной великой дер­жавой в Европе, которую никакие цели, достижимые только путем победоносных войн, не могут ввести в искушение. Наши интересы заключа­ются в сохранении мира, в то время как у всех без исключе­ния наших континентальных соседей имеются тайные или официально известные желания, которые могут быть выпол­нены только путем войны. Сообразно с этим мы должны со­размерять нашу политику. Это означает по возможности препятствовать войне или ограничивать ее..., мы должны стараться честным и миролюбивым использованием нашей мощи ослабить недовольство, вы­званное нашим превращением в подлинно великую державу, чтобы убедить мир, что германская гегемония в Европе по­лезнее и беспристрастнее, а также менее вредна для свободы других, чем гегемония французская, русская или англий­ская», - эти слова О. фон Бисмарка, можно считать его завещанием германской нации^[2].

Однако стремительный рост германской промышленности привел к тому, что национальный рынок, созданный «железным канцлером», стал уже слишком тесен для нее. Для дальнейшего развития Германии были жизненно необходимы внешние рынки: «перед Германией стоит дилемма, - констатировал новый канцлер Л. Капри­ви, - либо экспортировать товары, либо избавлять­ся от лишних подданных»^[3]. «Мы работаем для вывоза, - говорили представители германских промышленных кругов за два года до войны, - если мы перестанем вывозить, мы погибли»^[4]. И здесь миролюбивые пожелания Бисмарка вступали во все больший конфликт с интересами других Великих держав.

Проблему рынков сбыта до крайности обострял рост населения Германии, отмечали в один голос, отражая настроения всех германских элит, морской министр А. Тирпиц и видный пангерманист П. Рорбах: «Молодая Германская империя стремится к мировому расширению. Население возрастает ежегодно на 800-900 тыс. человек, и для этой новой массы людей должно быть найдено пропитание, или что то же работа. Для того чтобы страна могла кормить возрастающее население, одновременно должен возрастать сбыт наших товаров за границей»^[6].

Новую реальность отражала и, получившая популярность, «Политическая география» (1897 г.) Ф. Ратцеля, в которой он обосновал «органический» подход к пространству: в соответствии с биологическими законами «Государство нуждается в земле, чтобы жить», из которого вытекала идея Lebensraum - «жизненного пространства». «Мы уже серьезно страдаем от недостатка колоний, чтобы соответствовать нашим требованиям», - констатировал в 1912 г. в своем бестселлере «Германия и следующая война» ген. Ф. Бернарди^[7]. «Вопрос колонизации является (для Германии) вопросом жизни и смерти», - конкретизировал идеолог немецкого национализма Г. фон Трайчке^[8].

Основная проблема, с которой столкнулась германская внешняя экспансия, отчетливо проявила себя в 1896 г., когда борьба за Трансвааль поставила Англию и Германию на грань войны^[9]. «Вновь и вновь со всей очевидностью обнаруживается, на­сколько глупо было десять лет назад начинать нашу колониаль­ную политику, не позаботившись о строительстве военно-морского флота, - сокрушался Вильгельм II, - Наши купцы сцепились в схватке не на жизнь, а на смерть с англичанами, и наша пресса хвастается нашими успехами в этом деле, но весь наш огромный коммерческий флот, бороздящий моря и океаны под нашим флагом, — он ведь совершенно бессилен перед лицом их ста тридцати крейсеров, которым мы можем гор­до противопоставить четыре — всего четыре — наших!»^[10] «Я считаю, - констатировал А. Тирпиц в 1896 г., - что на протяжении тринадцати лет нам надо создать современный флот»^[11].

И в 1898 г. была принята глобальная судостроительная программа. У Германии «не было иного пути к мировому могуще­ству, кроме постройки флота..., - утверждал А. Тирпиц, - Морское могущество было естественной и необходимой функцией нашего хозяйства, которое в области мирового влияния оспа­ривало первенство у Англии и Америки, опередив все другие народы»^[12].

Однако уже на следующий год планы Германии столкнулись с неожиданной угрозой, на которую во время дебатов в рейхстаге по вопросу конфликта на Самоа, указал морской министр: «Совершенно ясно, что поведение англичан и американцев указывает на твердое желание вовлечь нас в войну и совершенно уничтожить нас, прежде чем наш флот вылупится из яйца»^[13]. Ситуация обострилась, когда в январе 1900 г. англичане захватили немецкие почтовые пароходы^[14].

В этой связи обострялся вопрос, который был поставлен перед Б. Бюловым при назначении его на пост статс-секретаря в 1897 г.: «проблема, которую мне предстоит разрешить, - писал он, - будет заключаться главным образом в том…, чтобы сооружение флота не втянуло нас в войну с Англией»^[15]. Принцип своей политики Б. Бюлов выразил в следующей фразе: ««Уметь лавировать» -  вот качество, которого прежде всего требовал от своих дипломатов князь Бисмарк»^[16].