История - не конституциональное законодательство, не парламентские поединки, не биография великих мужей; она даже не нравственная философия. Она имеет дело с государствами, она исследует их возникновение, развитие и взаимное влияние, обсуждает причины, ведущие к их благоденствию или падению.
Дж. Сили[1]
Россия обладает целым рядом уникальных особенностей, не просто препятствующих ее развитию, но и делающих его порой, по западным меркам, вообще невозможным. Непрерывная борьба, связанная с преодолением этих препятствий, привела к тому, что при выборе дальнейшего пути развития в России, больше чем в других странах, принято, отмечал В. Ключевский, «больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед»[2].
Именно поэтому опыт поколений привлекает к себе столь пристальное внимание. И здесь, казалось бы, уже почти не осталось «белых пятен»: все его, даже самые мельчайшие факты, давно исследованы и перепроверены кропотливым трудом целых поколений историков. Однако знание фактов еще не дает понимания истории.
«Настанет время, - предупреждал в этой связианглийский историк конца XIX века Дж. Сили, - когда вы должны задать себе вопрос: для чего изучалось все это? Для какой практической цели собраны и запечатлены в памяти все эти факты? Если они не ведут к великим истинам, имеющим одновременно и общенаучное, и важное практическое значение, то история – не больше, как забава, и едва ли она может встать в ряду с другими науками»[3].
Попытка ответа на этот вопрос ставит историка перед новой проблемой – поиска «наилучшего объяснения истории», что порой, приводит не просто к ожесточенным спорам специалистов, но и является причиной настоящих, непримиримых и беспощадных войн. От «наилучшего объяснения» нередко зависят судьбы государств и народов. Не случайно «историческое объяснение, - отмечает специалист по методам исторического исследования Н. Селунская, - всегда было ключевой проблемой философии истории, вызывающей острые дискуссии на протяжении всего последнего столетия»[4].
В поисках «наилучшего объяснения» философами было сформулировано несколько конкурирующих исторических концепций: формационная, модернизационная, цивилизационная, мир-системная, личностная…; а так же дополняющих друг друга методов исследования: компаративистских, темпоральных, междисциплинарных и т.п. Не считая целого вала, зачастую весьма влиятельных, попыток «творческого осмысления истории», строящихся на частных, национальных, религиозных, идеологических или политических предпосылках и интересах, под которые в той или иной мере подведена соответствующая историческая база. Нередко грань между всеми ними стирается и порой трудно отличить одно от другого, либо степень влияния их друг на друга.
Основная проблема «наилучшего объяснения» заключается в том, что исторические факты, сами по себе, играют в нем второстепенное значение. «Никогда не будет достаточно фактов для того, что бы все доказать, - указывал на эту данность П. Чаадаев, - а для того, чтобы многое предчувствовать их было достаточно со времен Моисея и Геродота. Самые факты, сколько бы их не собирать, еще никогда не создадут достоверности, которую нам может дать лишь способ их понимания. Точно так же, как, например, опыт веков, раскрывший Кеплеру законы движения планет, был недостаточен для того, что бы обнаружить для него общий закон природы; это открытие выпало на долю необычайного воззрения особого рода, на долю благочестивого (рационального) размышления. Именно так нам… и следует пытаться понять историю»[5].
Любое рациональное объяснение базируется на естественных законах, в истории – на объективных законах развития общества. Естественные законы, прежде всего, материальны, не случайно на роль рационального объяснения претендует клиометрика, однако она обладает тем критичным недостатком, что концентрируется на экономическом понимании исторических процессов, в то время как человеческая деятельность охватывает все стороны жизни, внося тем самым в развитие общества свои коррективы. В данном случае можно привести сопоставление экономики с математикой, которая действительно считается, но реальный мир описывает физика, которая изучает силы и законы, определяющие состояние и движение любого физического тела.
Необходимость появления предмета, концентрирующегося на изучении сил и законов развития человеческого общества, наиболее остро проявилась в начале XVII века с появлением первых признаков капитализма. Ответом на вызов стало появление науки политэкономии, которая постепенно путем исследования «принципов», «начал», «оснований» и даже «критики»…[6], довела изучение этих законов до их логического конца. После чего К. Маркс сделал попытку превратить инструмент, которым прежние философы объясняли мир, в инструмент его изменения[7].
И отчасти это действительно удалось: капитализм XIX века, разительно отличался от капитализма XX века[8]; однако это изменения потребовало такого напряжения сил, что привело в конечном итоге к появлению двух непримиримых общественных систем, одна из которых возвела политэкономию на непререкаемый пьедестал, а друга полностью отвергла ее, вместе с возможностью рационального познания законов человеческого развития[9].
Радикализм этой борьбы объясняется, прежде всего, идеологическим характером противостоящих теорий, практическое применение которых зачастую приводит к различным, а порой даже к прямо противоположным результатам. Решающую роль в этом играют особенности тех стран и эпох, в которые они превозносятся. Исследованию этих практических особенностей России и посвящена настоящая книга. Не случайно ее первое издание имело подзаголовок «Практика политической экономии».
Объем и характер книги объясняются тем, что политэкономия, по своей сути, является мультидисциплинарным, системным предметом, изучающим не столько сами факты и процессы, сколько их взаимосвязь и взаимное влияние. Наполненный фактическим материалом, такой подход обуславливает слишком большой объем книги, для его сокращения, многие, понятные из контекста, логические связки были опущены.
Первое издание настоящей книги вызывало у некоторых читателей чувство пессимизма, однако цель книги не в драматизации истории, а в том, чтобы: дать понимание ценности современной цивилизации, российской и русской в частности; понимание того, какими трудами и жертвами многих поколений предшественников она создавалась; показать объективные законы развития, которые стирают в пыль целые, даже Великие цивилизации, грубо нарушающие их.
[1] Сили Дж. Р., Крэмб Дж.А…, с. 167.
[2] Ключевский В. Сочинения, т. 1, с. 3. (Гришин Л…, с. 35)
[3] Сили Дж. Р., Крэмб Дж.А…, с. 11.
[4] Selunskaia B. In Search of the Best Explanation of Russian History.Bylye Gody. Vol. 41-1, Is. 3-1, pp. 874-881, 2016. http://bg.sutr.ru/
[5] Чаадаев П.Я..., с. 122-124.
[6] «Принципы политической экономии», А. Смита; «Начала политической экономии», Д. Рикардо; «Основания политической экономии», Дж. Милля; «Критика политической экономии» К. Маркса.
[7] Маркс К. Тезисы о Фейербахе. 1845. 11-тый тезис.//Маркс К. и Энгельс Ф. ПСС. изд. 2. – М.: Госполитиздат. 1955 г., т. 3, с. 1-4.
[8] См. подробнее: Галин В. 1917. Выход в Новый мир. – М.: Алгоритм. 2017. – 448 с. Гл. Выход в Новый мир.
[9] См. например: Ф. Хайек: невозможно «найти рациональное объяснение силам, механизм действия которых в основном от нас скрыт…» Хайек Ф. Дорога к рабству. 1944. ; К. Поппер шел дальше и в «Нищете историзма» доказывал невозможность прогноза истории человечества на основе рациональных методов. Popper K. The Poverty of Historicism. London, Routledge & Kegan Paul, 1957, p. 135. См. также: Berlin I. Historical Inevitability. London – Oxford, Oxford University Press, 1954.