Франция

Французы отличаются от всех других европейских народов тем, отмечал В. Шубарт, что: «француз существо социальное… типично французским литературным жанром стал соци­альный роман, мастером которого является Бальзак; а со­циология, как ее обосновал Конт, — типично французская наука»[1]. Уже в лозунгах Великой французской революции звучали призывы к братству – социальному единению. Во Франции социалисты были близки к захвату власти в 1851 г. и только переворот Луи-Наполеона предотвратил его[2]. В теории французы оставались первыми социалистами, хотя на практике, в социальных реформах отставали даже от кайзеровской Германии.

Для того, что бы понять Францию, нужно понять французов. А для этого стоит обратиться к наблюдениям тех выдающихся авторов, которые с разных сторон описывая особенности нации, постепенно дают представление о ее обобщающем портрете:

Ф. Уильямс обращал внимание на огромную аморфную массу крестьян и мелких предпринимателей, которые «были консерваторами в социальном и экономическом плане, но при этом ярыми республиканцами... Будучи обязаны своим положением Революции, они были полны решимости сохранить революционное наследие. Это и было главной причиной любопытного противоречия между их словами и поступками: революционная лексика в политической сфере, консервативный характер в общественной деятельности»[3].

Н. Бердяев был удивлен тем, что: «Из всех народов французы более всего затруднены в своих отношениях к ближнему, в общении с ним, это результат французского индивидуализма… У французов меня поражала их замкнутость, закупоренность в своем типе культуры, отсутствие интереса к чужим культурам и способности их понять». «...во французской мысли, несмотря на скептицизм, на полную свободу искания истины, было довольно большое единство и даже надоедающее однообразие. Почти все верили в верховенство разума, все были гуманистами, все защищали универсальность принципов демократии, идущих от французской революции. Мысль немецкая или русская казалась темной, иррациональной, опасной для будущего цивилизации восточным варварством»[4].

Н. Тургенев за полвека до этого, накануне войны 1871 г. писал: «Я и прежде заме­чал, как французы менее всего интересуются истиной... Они очень ценят остроумие, воображение, вкус, изобретательность, - особенно остроумие. Но есть ли во всем этом правда? С этим нежеланием знать правду у себя дома соединяется лень узнать, что происходит у других, у соседей. И притом, кому же неизвест­но, что французы - «самый ученый, самый передовой народ в свете, представитель цивилизации и сражается за идеи»... При теперешних грозных обстоятельствах это самомнение, это не­знание, этот страх перед истиной, это отвращение к ней - страшными ударами обрушились на самих французов»[5]. «Я все это время прилеж­но читал и французские, и немецкие газеты — и, положа руку на сердце, должен сказать, что между ними нет никакого срав­нения. Такого фанфаронства, таких клевет, такого незнания противника, такого невежества, наконец, как во французских газетах, я и вообразить себе не мог... »[6].

Наиболее глубокий и всесторонний анализ психотипов европейских народов накануне Второй мировой войны очевидно оставил В. Шубарт. Его выводы обобщают и развивают вышеприведенные наблюдения: «Француз и сегодня все еще живет, как во времена своей революции... В мчащую­ся вперед эпоху индустрии и техники он вступил только разумом, не сердцем. Франция — страна крестьянская; ее жителям, особенно в провинции, свойственна степен­ность крестьянина... У француза не­сравненно больше времени и больше досуга, нежели у немца или англосакса. Если вы увидите в Париже загнан­ных людей, знайте: это проезжие немцы…»[7].

Не случайно Дж. М. Кейнс сравнивая Францию и Германию в 1914 г. отмечал, что с момента объединения последней в 1870 г. Германия благодаря упорному труду стремительно взлетела на вершину мирового могущества. Франция же в этот период наслаждалась жизнью и даже сокращала свое население, все больше отставая в промышленном и экономическом развитии от своего соседа[8].

Шубарт характеризовал французов, как народ «мещан-буржуа, к кото­рым относится также и большинство рабочих... «Любите землю!» — вот императив этой нации. Она ищет земного блага, хорошей жизни, радостей за столом и в постели… Облагороженное наслаждение жизнью заполняет всю ее целиком… (мое искусство и моя профессия – жить), — сказал Монтень… (как прекрасна жизнь) - вот житейская мудрость этой страны. Первое место здесь занимает право на жизнь, а не на труд, как в Германии»[9].

По отношению к другим народам отмечает В. Шубарт «чувство не­пременного превосходства над ними во всем — первое и единственное ощущение, возникающее у француза при взгляде на них… Француз не учит иностранных языков, неохотно ездит в другие страны. Он путешествует по своей стране или по ее колониям. Фран­ция для него — целый мир. Немец не интересуется миром потому, что мир отталкивает его, а француз — потому, что влюблен в себя»[10].

«Француз так же экономен, мелочен и малодушен, как и немец, он скуп и полон забот о будущем с никогда не ослабевающей потребностью в гарантиях. К друзьям он, может быть, относится щедрее немца, но русские масштабы и к нему неприложимы, это его лишь скомпрометировало бы. Гарпагон у Мольера — типично французский образ. За милые сердцу идеи француз отдаст жизнь, но не сбережения. Он стремится к неподкупной искренности в науке, но сделать честную декларацию доходов… это свыше его сил. Из предусмотрительности он ограничивает и число своих детей: состояние не должно дробиться на множество долей, иначе его не хватит никому. — Все это говорит о том, что и француз глубоко страдает от изначального страха этого основного зла прометеевской культуры»[11].

«Как схожи Декарт и Кант — наиболее ти­пичные представители духа своих наций! Изначальный страх — преобладающее ощущение и у француза. А посколь­ку у них борьба против него концентрируется в области теории, то в своем мышлении он даже еще холоднее и не­преклоннее, чем пруссак»[12]. «Методом, с помощью которого француз борется с из­начальным страхом, является рассудок, но не воля. Он думает глубже немца и англосакса, но менее деятелен, чем они. Его доверие к разуму безгранично»[13].

«Француз хочет от­личаться от других, но не стремится к уединенности. Русский — братский всечеловек, немец — радикальный индивидуалист, англичанин — типовой индивидуалист, француз — индивидуалистическое социальное существо. Француз видит в человеке существо, стремящееся к обществу, но не ради общества, а ради самого себя. Он нуждается в обществе, как в фоне и резонансе собственной персо­ны. Жизнь француза проходит под знаком соревнования... Главное — выделиться среди других, будь то политическая или боевая слава, художественный успех, научное достижение, богатство, власть, изыскан­ность манер или галантность, воздействие красноречия или искусство повелевать массами. Отсюда честолюбие и тщеславность француза. Gloire и honneur (слава и честь) для него наиважнейшие понятия. Решающим считается не то, что че­ловек из себя действительно представляет, а то, каков его вес. Забота о социальной видимости цветет пышным цве­том»[14].

 

В Первой мировой войне Франция из 40 млрд франков зарубежных капиталовложений потеряла 25 млрд, в том числе 18,3 млрд – в России[15]. В целом военные разрушения, материальный ущерб и сокращение золотого запаса в сумме составили 55 млрд франков; кроме того, война отяготила Францию 35 млрд долгов своим союзникам, в первую очередь Англии и США. Правда, небольшие государства Европы должны были Франции 17 млрд, но рассчитывать на его погашение в ближайшем будущем французам не приходилось[16].

В выигрыше от войны, по данным оппозиции, оказался только крупный капитал: монополии обогатились за время Первой мировой на 40 млрд фр., по другим данным их доходы только за 1918 г. составили почти 100 млрд[17]. С окончанием войны крупный капитал развернул борьбу за демобилизацию экономики и промышленности, за дерегулирование, за снятие ограничений на экспорт капитала, за возвращение к свободе торговли и обширному импорту. Правительство с трудом шло на уступки, поскольку эти меры вели к разорению мелких предпринимателей.

Дефицит бюджета покрывался косвенными налогами и налогами на сделки, наносящими удар, как по трудящимся, так и по мелкой буржуазии. Раскол между крупной и мелкой буржуазией, правыми и умеренными политическими партиями постепенно углублялся. Для покрытия растущего дефицита, французское правительство обратилось к банку Моргана «всегда готово(му) прийти на помощь ради стабилизации». Однако, когда в 1919 г. настал срок возврата кредита, оказалось, что печатный станок, пущенный для покрытия дефицита, съел почти ¾ стоимости франка. В течение последующих лет франк продолжал прыгать вверх-вниз. Был момент, когда стоимость франка падала до 1/10 первоначальной стоимости[18].

В марте 1924 г., в то время как приближалось время оплаты значительной части госдолга, резко вырос дефицит бюджета и рынки отказались от сотрудничества с французским минфином. Началась паника, и французы, кинулись менять франки на доллары и фунты. В отчаянии правительство снова обратилось к Моргану с просьбой о займе в 50 млн. долларов. Эксперты Моргана решили, что этого мало, и предложили удвоенную сумму, но на жестких условиях: золотое обеспечение кредита, повышение налогов, сокращение расходов на ре­конструкцию и отказ от принятия новых расходных программ. Несмот­ря на то, что сделка остановила катастрофическое развитие событий, и курс франка начал расти, ее условия настолько возмутили население Франции, что на майских выборах правительство пало[19].

Между тем постоянное обесценивание франка и устранение германского конкурента способствовали увеличению экспорта стимулировавшего рост производства. Объем экспорта к 1924 г. вырос почти в 1,5 раза, по сравнению с довоенным периодом. С другой стороны германские репарации позволили Франции осуществить реконструкцию тяжелой промышленности, к которой добавился потенциал высокоиндустриальных районов Эльзаса и Лотарингии, полученных по Версальскому договору. В результате уже к 1924 г. Франция достигла довоенного уровня производства, а к 1930 г. превысила его на 40%. Однако, хотя промышленное производство во Франции выросло с 1920 г. до 1929 г. почти в два раза, её доля в мировом промышленном производстве снизилась, и она значительно отставала от Англии и Германии.

 

Промышленное производство и экспорт (в % к 1913 г.),

торговый баланс (в %), золотой стандарт (в % от номинала) Франции

 

  

 

Отличие Франции от других великих держав заключалось в значительно меньшей емкости внутреннего рынка, что было связано с чрезвычайно высоким удельным весом мелкособственнических слоев. Французское сельское хозяйство, со времен Великой революции давшей крестьянам землю, в виду малоземельности оставалось полунатуральным, низкотоварным. Аналогичная ситуация складывалась и в городах, где преобладало в основном мелкое промышленное производство, особенно в таких специфических для Франции отраслях легкой промышленности, как производство модного платья, предметов роскоши и т.д. Отставание в промышленном производстве Франция компенсировала своей активностью в банковском деле, что придавало французскому корпоративному капиталу ростовщический характер. Так, в 1929 г. доход от промышленности составил 10,5 млрд фр., а от ценных бумаг – 28,3 млрд[20].

 



[1] Шубарт В…, с. 312-313

[2] Подробнее см.: Смирнов А. Империя Наполеона III. М.: ЭКСМО, 2003, с. 159-163, 183-190

[3] Crisis and Compromise: Politics in the Fourth Republic, Lnd., 1972, p. 45 (Larkin M. France since the Popular Front., Oxford, 1997, p. 35)

[4] Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо-пресс, Харьков: Фолио, 1999, С. 502-503, 527.

[5] Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем в 28 тт. – М. – Л.: Наука, 1968 (Кремлев С. Россия и Германия…, с. 17-18)

[6] Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем в 28 тт. – М. – Л.: Наука, 1968 (Кремлев С. Россия и Германия…, с. 19)

[7] Шубарт В…, с. 318

[8] Keynes J.M…, p. 30-31.

[9] Шубарт В…, с. 313-314.

[10] Шубарт В…, с. 313

[11] Шубарт В…, с. 309-310

[12] Шубарт В…, с. 306

[13] Шубарт В…, с. 307

[14] Шубарт В…, с. 307

[15] Bernard Ph. Le Fin d’un Monde. 1914, 1929. P., 1975, p. 111; L’Economiste francais, 1924, 18 octobre (Ачкинази Б. А. Национальный блок и проблемы хозяйственной реконструкции Франции// Актуальные проблемы новейшей истории Франции, Грозный, 1980, с. 16)

[16] Sauvy A. Histoire economique de la France entre les deux guerres 1918-1931, P., 1965, p. 31 (Ачкинази Б. А. Национальный блок и проблемы хозяйственной реконструкции Франции// Актуальные проблемы новейшей истории Франции, Грозный, 1980, с. 18)

[17] Le Matin, 1919, 15 fevrier; Королев И.С. Ленин и международное рабочее движение 1914-1918. М., 1968, с. 4 (Ачкинази Б. А. Национальный блок и проблемы хозяйственной реконструкции Франции// Актуальные проблемы новейшей истории Франции, Грозный, 1980, с. 19)

[18] Kindleberger C. A Financial History of Western Europe. NY., Oxford University Press, 1993, p. 339-340 (Бернстайн П..., с. 262-263)

[19] Kindleberger C. A Financial History of Western Europe. NY., Oxford University Press, 1993, p. 343 (Бернстайн П..., с. 263)

[20] Арзаканян М.Ц. Новейшая история Франции. М., 2002, с. 28

Подписаться
Если Вы хоте всегда быть в курсе новостей и авторской деятельности В. Галина, оставьте свои координаты и Вам автоматически будут рассылаться уведомления о новостях появляющихся на сайте.

Я согласен с условиями Политики Конфиденциальности