Все политические партии, ожесточенно боровшиеся за власть, и даже грозные генералы, были всего лишь пеной на гребне волны поднявшейся народной стихии. Все власти - Временное правительство, Советы солдатских и рабочих депутатов — отражали настроения не более 10—12% населения страны; крестьянство же, составлявшее почти 80%, практически не было прямо представлено нигде, но давило на них всей своей массой. Именно эта стихия определяла будущее страны, а не прокламации и желания политических вождей. Что же она представляла собой? За что боролась?

Земли!!!

Не подлежит, по моему мнению, сомнению, что на почве землевладения, так тесно связанного с жизнью всего нашего крестьянства, т. е., в сущности, России, ибо Россия есть страна преимущественно крестьянская, и будут разыгрываться дальнейшие революционные пертурбации в империи, особли­во при том направлении крестьянского вопроса, ко­торое ему хотят в последние столыпинские годы дать, когда признается за аксиому, что Россия долж­на существовать для 130 тыс. бар и что государства су­ществуют для сильных.

С. Витте [1].

Это был ответ С. Витте на слова П. Столыпина о том, что правительство «делало ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных…, нельзя ставить преграды для обогащения сильного, для того чтобы слабые разделили с ним его нищету»[2]. Благие намерения Столыпина столкнувшись с российской реальностью, где на одного относительно сильного приходились многие десятки слабых, не только не имевших возможности стать сильными, но даже ни одного шанса вырваться из нищеты, неизбежно толкали русское общество в ад, о котором писал Витте.

Для крестьян основным источником дохода была земля, количество которой, на душу населения, благодаря стремительному его росту, неуклонно сокращалось. «Главная масса русского крестьянства, - отмечал Н. Головин, - не только страдала от малоземелья, но буквально испытывала острый земельный голод»[3]. «Огромное большинство русского населения по обеспеченности землей находится в таком же положении, в каком 300-400 лет тому назад находилось большинство стран Западной Европы, - указывал в 1907 г. Д. Менделеев, - Это положение вызывало там такие исторические события, как религиозные войны, бунты революции…»[4]. «У нас может возникнуть такое же положение, как в Ирландии, - отмечал в 1905 г. А. Мануйлов, - где не смотря на все старания английских лендлордов и правительства разрядить сельскохозяйственное население, требования земли не прекращались и, не находя удовлетворения вело к аграрному террору…»[5].

Для России проблема земли стояла еще более остро ввиду ее низкой плодородности, что обрекало русское крестьянство на нищенское, полуголодное, беспросветное существование.

Обеспеченность крестьян землей, га/на крестьянскую душу[6]

Мало того, распределение населения по территории Европейской России, в виду ее природно-климатических условий и сохранения до 1905 г. остатков крепостничества, привязывавших крестьянина к его наделу, было крайне неравномерным. Так в 1917 г. в треугольнике А (Псков – Симбирск – Одесса), согласно подсчетам последнего министра земледелия Временного правительства С. Маслова, проживала примерно половина всего населения страны, а на крестьянскую душу там в среднем приходилось всего 1,25 га земли; в треугольнике Б (Петроград – Челябинск – Ростов) проживало 2/3 населения страны, а на душу крестьянского населения приходилось 2,5 га земли[7]. Наглядное представление  об обеспеченности крестьян землей дает приводимая карта.

Количество гектар земли приходящихся на одного сельского жителя, в 1917 г.[8].

Если крестьянская масса, составляющая 4/5 населения, «хронически недоедает, живет в условиях недостойных человеческого существования, и не видит никаких шансов для подъема своего благосостояния, то правильное и мирное развитие страны в целом становится невозможным», - констатировал в 1905 г. видный экономист, ректор московского университета, член ЦК кадетской партии А. Мануйлов[11]. Мало того, добавлял он, «у нас большинству сельского населения некуда уходить от земли; поэтому, что бы не предпринимали доктринеры крупного хозяйства, крестьянская масса не покинет деревни, и если ей не дадут земли, в которой она нуждается, она возьмет ее силой»[12].

Непосредственная борьба крестьян за землю началась с развитием капитализма на деревне и ее политическим пробуждением[13]. Наиболее явно она стала проявляться с 1901 г., когда крестьянские волнения стали вспыхивать по всей стране. Правительство в ответ создало специальное сельскохозяйственное совещание, но на практике не сделало ничего. Результатом стала революция 1905 г., которая по своей сути носила характер крестьянского бунта, главным требованием которого было – Земли!!!

О том, какое впечатление Первая русская революция произвела на помещичий класс, говорили слова министра внутренних дел генерала Трепова (ближайшего к царю человека), который «заявлял, что единственной мерой, которая может положить конец бесконечным восстаниям крестьян – это немедленное и широкое принудительное отчуждение помещичьих земель в пользу крестьян: «…все помещики будут очень рады такой мере. - Я сам, - говорил генерал – помещик и буду весьма рад отдать даром половину моей земли, будучи убежден, что только при этом условии я сохраню за собой вторую половину» «покуда крестьянство еще не отняло всю землю у помещиков»[14]. 

«Генерал адъютант Дубасов... (приехавший) из Черниговской и Курской губерний, куда был назначен с особыми полномочиями вследствие сильно развившихся там крестьянских беспорядков… высказывался в том смыс­ле, что лучше всего было бы теперь же отчудить крестьянам те помещичьи земли, которые они забрали,… он высказал мне­ние, что теперь такой мерой можно успокоить кре­стьянство, а потом — «посмотрите, крестьяне захва­тят всю землю, и вы с ними ничего не поделаете»[15].

М. Покровский в этой связи замечал, что «уступку, на которую не решались кадеты и эсеры летом 1917 г., готовы были сделать помещики поум­нее уже осенью 1905-го»[16]. Николай II всерьез давал для обсуждения в Государственном совете предложения о необходимости принудительного отчуждения земель в пользу крестьянства как меры, которую не­обходимо принять немедленно непосредственной волей и приказам самодержавного государя[17]. Для решения этого вопроса была создана специальная комиссия Кутлера. Однако уже в январе следующего года поднявший этот вопрос министр земледелия Кутлер был отправлен в отставку.

Свои требования Земли русские крестьяне выводили из сохранившихся у них, до начала ХХ в., традиционных правовых представлениях об основах земельной собственности. Суть традиционного права, по словам народника К. Качаровского, заключалась в следующем: «Право труда говорит, что владельцы-капиталисты не обрабатывают сами земли, а потому не имеют прав ни на неё, ни на её продукт, а имеют право те, кто её обрабатывает. Право на труд заявляет, что капиталистическая земельная собственность нарушает равномерность распределения между людьми основного, необходимого для их жизни блага и требует уравнительного его распределения сообразно равному праву всех людей»[18]. «У нас если и мыслимо царство капитала, так только с помощью насилия, у него нет корней в самой жизни народа…, - дополнял народник И. Каблиц, - Право на землю, безусловно связано с трудом, который вкладывается в землю, и раз эта связь порвана, порвано и право»[19].

Как отмечает историк Ю. Латов, помещики сами понимали известную двусмысленность правового статуса своих хозяйств, чему может служить интересное наблюдение помещика А. Энгельгардта, который описывал упадок многих имений в пореформенный период: «Я положительно недоумеваю, для чего существуют эти хозяйства: мужикам - затеснение, себе – никакой пользы. Не лучше ли бы прекратить всякое хозяйство и отдать землю крестьянам за необходимую для них плату? Единственное объяснение, которое можно дать, - то, что владельцы ведут хозяйство только для того, чтобы констатировать право собственности на имение»[22].

С обоснованием традиционного “права на землю” выступали не только крестьяне, но и профессиональные экономисты-аграрники, такие как народник П. Вихляев, чьи работы были использованы эсерами при разработке их земельной программы. «Право на землю, - утверждал Вихляев, -  вот тот принцип, который должен быть положен в основу новой русской государственности. К общей сумме прав гражданина и человека должно быть прибавлено новое право, незнакомое органическим статутам западно-европейских государств – право на землю каждого русского гражданина, право поголовного земельного надела. Провозглашение этого общего права должно подорвать коренным образом исключительное право отдельного лица на землю»[23].

Народническая интеллигенция находила в этой особенности России ее преимущество перед Западом, потенциал ее мессианского предназначения. Эти взгляды в полной мере отражал Л. Толстой: «Разрешить земельный вопрос упразднением земельной собственности и указать другим народам путь разумной, свободной и счастливой жизни – вне промышленного, фабричного, капиталистического насилия и рабства – вот историческое призвание русского народа»[24].

Сторонники западного права, представителем которого являлся А. Салтыков в ответ на требования крестьян, заявляли, что принудительное отчуждение частновладельческих земель представляет собой “грубейший акт варварского произвола”: «Само понятие права, – писал он, – состоит в непримиримом противоречии с мыслью о принудительном отчуждении. Это отчуждение есть прямое и решительное отрицание права собственности, того права, на котором стоит вся современная жизнь и вся мировая культура»[25]. Такой же позиции – незыблемости права частной собственности, придерживался и Витте.

По словам Латова, подобные убеждённые защитники частной земельной собственности рассматривали право собственности в традициях континентального права – как право–“монолит”. Но существовали и более умеренные консерваторы, типа министра земледелия А. Ермолова, которые склонялись к англо-саксонской традиции, согласно которой право собственности есть “пучок” частичных правомочий, которые могут находиться у разных экономических субъектов. По их мнению, принудительное отчуждение не противоречило бы праву частной собственности, поскольку правительство имеет полномочия отчуждать частновладельческое имущество ради государственных и общественных целей[26].

Баталии развернувшиеся в России, относительно нового права собственности, в начале XX в., далеко не русское изобретение: В период буржуазных революций почти во всех в европейских странах, происходило формирование новых – законных, капиталистических прав собственности и осуществлялся переход к ним от дофеодального и феодальных механизмов обеспечения этих прав. Этот переход выглядел следующим образом