Всю войну Россия была вынуждена служить подручным союзников. Она начинала наступления не так, как это было предусмотрено ее собственным генеральным планом, а там и тогда, где и когда это вызывалось военными трудностями того или иного союзника. Это ломало всю русскую стратегию и заставляло ее таскать из огня каштаны для других. С другой стороны, разрыв с союзниками мог ударить Россию в самое больное место: лишить ее военных поставок.

В. Чернов^[1].

Военный министр А. Поливанов на заседании Государственной Думы 19 августа 1915 г. говорил о целом ряде случаев, когда иностранные заводы, получившие заказ, оттягивали его выполнение до самой последней минуты, а когда наступал последний срок исполнения, то они заявляли, что заказа исполнить не могут. Надзор за исполнением заказов не был достаточно организован. «Многочисленные факты и документы подтверждают крайне плачевную постановку дела заграничных заказов»^[2]. Член Особого совещания по обороне от Государственной Думы, прогрессист И. Дмитрюков 7 сентября 1915 г. отмечал, что «неаккуратность заграничных контрагентов имеет характер почти забастовки»^[3].

«Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика. Миллионы жертв, которые несет Россия, отвлекая на себя немецкие удары, которые могли бы оказаться фатальными для союзников, заслуживают с их стороны более благожелательного отношения в смысле облегчения финансовых тягот…, - восклицал летом 1915 г. на секретном совещании Совета министров А. Кривошеин,- они переносят на нас все бремя военных невзгод, а сами ведут себя на фронте за наш счет чрезмерно благоразумно»^[4].

Изменение настроений в русской армии, отмечал в своем сообщении в Лондон в 1915 г. официальный британский корреспондент при русской ар­мии Б. Пэрс: отправка в бой больших армий, совершенно не вооруженных, неизбежно должна была вызвать волну негодования среди войск. «Это общее чувство обиды и возмущения (в особенности в связи с не­выполнением обязательств Викерса) не может не нанести удара тому доверию, которое до сих пор Россия питала к ее запад­ным союзникам»^[5].

«В 1916 году наша армия бросилась в знаменитый Брусиловский прорыв после слезной просьбы итальянцев, терпевших в Альпах одно поражение за другим. Когда же наступил час союзников России по Антанте платить по векселям, - отмечает историк В. Шацилло, - они умыли руки, и русские так и не получили ни военной, ни экономической помощи»^[10].

«История предъявит счет военному командованию Франции и Англии, которое в своем эгоистическом упрямстве обрекло своих русских товарищей по оружию на гибель, тогда как Англия и Франция так легко могли спасти русских и таким образом помогли бы лучше всего и себе»^[11], - подводил итог в своих мемуарах Д. Ллойд Джордж, - «Военные руководители в обеих странах (Англии и Франции), по-видимому, так и не восприняли того, что должно было быть их руководящей идеей: они участвуют в этом предприятии вместе с Россией и для успеха этого предприятия нужно объединить все ресурсы так, чтобы каждый из участников был поставлен в наиболее благоприят­ные условия для содействия достижению общей цели...»^[12].

«Когда летом 1915 г. русские армии были потрясены и сокрушены артиллерийским превосходством Германии и были не в состоянии ока­зывать какое-нибудь сопротивление вследствие недостатка винтовок и патронов, французы копили свои снаряды, как будто это были золотые франки, и с гордостью указывали на огромные запасы в резервных складах за линией фронта... Пушки, ружья и снаряды посылались в Россию с неохотой; их было недостаточно, и когда они достигли находив­шихся в тяжелом положении армий, было слишком поздно, чтобы предупредить катастрофу… Когда Англия начала по-настоящему производить вооружения и стала давать сотни пушек большого и малого калибров и сотни тысяч снарядов, британские генералы относились к этой продукции так, как если бы мы готовились к конкурсу или соревнованию, в котором все дело заключалось в том, чтобы британское оборудование было не хуже, а лучше оборудования любого из ее соперников, принимающих в этом конкурсе участие...На каждое предложение относительно вооружения России, - вспоминал Д. Ллойд Джордж, -французские и британские генералы отвечали и в 1914-1915 и в 1916 гг., что им нечего дать и что если они дают что-либо России, то лишь за счет своих собственных насущных нужд... Мы предоставили Россию ее собствен­ной судьбе»^[13].

««Союзники» России оказывали ей помощь, далеко не окупавшуюся теми потоками русской крови, какая проливалась на полях сражений ради их империалистических стремлений, тем разорением русской страны, к какому ее привела война, и тем потоками русского золота, какие утекли за границу в уплату по заказам боевого снабжения», - приходил к выводу начальник Главного артиллерийского управления ген. А. Маниковский^[14].

«Если бы мы послали в Россию половину снарядов, израсходованных впоследствии в злосчастных битвах (1915 г.) на Западном фронте, и пятую часть орудий, то не только не было бы русского поражения, - констатировал Д. Ллойд Джордж, - но и немцы были бы отброшены на расстояние, по сравнению с которым захват нескольких окровавленных километров во Франции казался бы насмешкой»^[15]. «Операция на Западном фронте, - подтверждал официальный английский историк Аспиналь-Огландер, - были рискованной игрой со ставкой на фунты стерлингов ради выигрыша пенсов, а на Востоке ставить надо было пенсы ради нисколько не преувеличенных надежд выиграть фунты»^[16].

Тем не менее, союзники все же пришли на помощь, правда совсем не с той стороны, с которой ожидали получить ее в русской армии: «Во время войны значительно увеличилось число официальных и неофициальных агентов стран Антанты..., - вспоминал последний дворцовый комендант В. Воейков, - Прибывшая в половине января в Петроград комиссия союзников…, не постеснялась до­ложить его величеству следующие требования: введение в состав штаба Верховного Главнокомандующего с правом решающего голоса представителей союзных армий (анг­лийской, французской и итальянской), реформу правитель­ства в смысле привлечения к власти членов Государственной Думы и общественных деятелей, а также целый ряд других требований приблизительно такого же характера...»^[21].

Возможно, этими мерами Англия и Франция стремились обеспечить поддержку «боевого духа»  России и удержать ее в войне. Однако при этом, отмечал В. Воейков, была «гораздо менее понятна логика союзников, также не жалевших денег на поддержку наших революционных пар­тий в борьбе с царским правительством...»^[22]. «Англий­ское посольство по приказу Ллойд Джорд­жа сделалось очагом пропаганды, утверждала княгиня Палей, вдова вл. кн. Павла Александровича, - Либералы — князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков и др. — постоянно его посещали. Именно в английском посоль­стве было решено отказаться от легальных путей и всту­пить на путь революции...»^[23].

Министр внутренних дел «Протопопов докладывал Николаю о сношениях Бьюкенена с главнейшими деятелями прогрессивного блока и предлагал установить наблюдение за британским посольством. Николай не одобрил будто бы этого предложения, находя наблюдение за послом «не соответствующим международным традициям»^[24]. Английский посол заявлял в свое оправдание: «Совер­шенно верно, что я принимал в посольстве либераль­ных вождей… так как моею обязанностью посла было поддерживать связь с вож­дями всех партий. Кроме того, я симпатизировал их целям…»^[25].

Насколько плотной была эта связь говорят воспоминания британского генконсула в Москве Б. Локкарта: «Я познакомился с вождями московского политического движения – князем Львовым, В. Маклаковым, Мануйловым, Кокошкиным…». От Председателя Московской городской Думы В. Челнокова «я получал копии секретных резолюций Московской городской думы, руководимого Львовым Земского союза и Союза городов… секретных постановлений кадетской партии или даже документами вроде письма Родзянки к председателю совета министров…»^[26].

«Французский посол Морис Палеолог, - вспоминал В. Воейков, - стараясь не отставать от своего английского кол­леги, при каждом удобном случае тоже критиковал ненави­стный Франции монархический строй в России»^[27]. «Непонятно было, почему они (фран­цузы), будучи обязаны своим спасением от натиска немцев русским монархистам, ставили непременным усло­вием своей помощи соглашение между буржуазными и со­циалисти­че­скими группами всех оттенков. Еще непонятнее были лозунги французов: с одной стороны, «ни капли французской крови», а с другой — «борьба до конца»^[28].

«С осени 1916 г., усилив нажим на правительство, либеральная оппозиция одновременно, и это явно не было случайностью, - отмечает историк В. Дякин, - активизирует и афиширует свои связи с союзной, точнее английской, дипломатией»^[29]. Политика Англии, со своей стороны, в области военного снабжения и кредитования России в конце 1916 - начале 1917 г., по мнению историка А. Игнатьева, преследовала цель оказать давление на царизм и заставить его пойти на уступки оппозиции^[30].

 Подозрения углублял и сам лидер кадетов П. Милюков, когда в своей переломной речи 1 ноября 1916 г. он, приводя доказательства «измены» царского правительства, ссылался как на источник «доказательств» именно на британского посла Дж. Бьюкенена. И именно на одного из организаторов «мини­стерской забастовки» 1916 г. министра иностранных дел С. Сазонова будет указывать позже в своих воспоминаниях английский посол, как на основного проводника английский интересов в русском правительстве.

Эти интересы британский посол Дж. Бьюкенен вполне откровенно излагал на приеме Николаю II 12 (25) января 1917 г.: «Ваше величество! Позвольте мне сказать, что перед вами открыт только один верный путь, это - уничтожить стену, отделяющую вас от вашего народа, и снова приобрести его доверие… на революционном языке заговорили не только в Петрограде, но и по всей России?»^[31]. 18 февраля Дж. Бьюкенен сообщал в Лондон: «Большинство народа, включая правительство и армию, единодушны в решимости вести борьбу до победного конца, но на этом национальное единство кончается. Наивысший фактор – император – плачевно слаб… императрица… реакционерка, желающая сохранить самодержавие в неприкосновенности для своего сына»^[32].

 * * * * *