Сибирская республика

 

Присутствие чешского легиона было определяющим фактором в нашей сибирской экспедиции.

Д. Ллойд Джордж[1].

 

«Все, что так сильно возмущало широкие круги населения в Европейской России, - отмечал в своих мемуарах член Сибирского правительства кадет Г. Гинс, - в Сибири давало себя знать очень слабо. Голода здесь не было. Зверских расправ было мало; во всяком случае, террора Сибирь почти не переживала. Кронштадтские матросы успели нанести визиты только в Тюмень и Омск. Тяжесть Брестского мира Сибири была мало понятна. Продовольственные отряды еще не приходили в сибирскую деревню. Местные совде­пы во многих районах, за отсутствием собственных большевиков и неприбытием их извне по дальности расстояний, были вовсе не большевистские. В Тобольской губернии Березовский совдеп объединен был только одной идеей - сместить исправника, владычествовавшего там несколько десятилетий…. Восстание против большевизма могло захватить только поверхность - городское мещанство, но это элемент, наименее надежный в борьбе»[2].

   Созданный в крупных сибирских городах ряд контрреволюционных подпольных боевых организаций состоял, как правило, из офицеров, казачества, учащейся буржуазной молодежи... придерживающихся кадетско-монархических или эсеровских взглядов[3]. Общая численность подпольных «дружин» распыленных на огромной территории достигала 7—8 тысяч человек, причем не все их члены были вооружены[4].

О царящих среди них настроениях вспоминал один из активных участников подполья, член Учредительного собрания М. Кроль: «Силы большевиков росли с каждым днем, а силы их противников были ничтожны. И все же весной 1918 г. повсюду шла лихорадочная работа по подготовке антибольшевистских выступлений. На что-то надеялись, во что-то верили... А тут еще стали распространяться слухи о возможной интервенции, о ее близости. Все это создавало особенную атмосферу, будило надежды и поддерживало боевой дух участников тайных организаций. Чем бы все это кончилось, ели бы не выступление чехословаков, трудно сказать. Вернее всего, то тайные военные организации или прекратили бы свое существование, или, подняв знамя восстания, были бы разгромлены»[5]. По словам Г. Гинса: «В общем, к лету 1918 г. Сибирь еще не была подготовлена к свержению большевиков... Виновниками преждевременного выступления против больше­виков были чехи»[6].

Действительно, по воспоминаниям Гайды, «тайные офицерские организации» не были уверены в успешности мятежа и просили отодвинуть его на какой-то срок[7]. Но, по словам историка П. Голуба, Гайда ждать не мог, у него был приказ из Версаля[8]. Успех переворота полностью обеспечили штыки чехословаков и сибирская контрреволюция, отмечал Гайда, «могла просто брать власть по мере того, как наше войско продвигалось вперед»[9]. Глава Сибирской областной думы Якушев, выступая сразу после свершения переворота, на открытии сессии думы, признавал: «Конечно, трудно сказать, как ско­ро этот переворот был бы реализован, если бы нам на помощь не пришли доблестные братья чехословаки...»[10]. По словам Г. Гинса, «как думали тогда, это была счастливая звезда Сибири, и чехов встретили, как Богом посланных избавителей»[11].

 

29 июня чехословаки свергли во Владивостоке советскую власть, в тот же день Дербер и его министры, конспиративно перебравшиеся пе­ред тем из Харбина, на основании полномочий Областной Сибирской Думы, созданной из «представительства всех общественных групп Сибири», объявило себя «Временным правительством автономной Сибири». Даже Мельгунов охарактеризовал его, как «опереточное правительство»[12]. Гинс описывал процедуру избрания в саркастических тонах: «На частной квартире собравшаяся исподтишка небольшая группа членов Думы, человек около двадцати из полутораста, «избрала» шестнадцать министров с портфелями и четырех без портфеля… Постоянно прислушиваясь не идут ли большевики, храбрые заговорщики быстро выкрикивали имена кандидатов… избирая даже случайных, незнакомых лиц…»[13].

 

Идея независимого Сибирского правительства возникла еще в августе 1917 г., на конференции в Томске. В октябре на всесибирском съезде демократических организаций было решено созвать в декабре Сибирский областной съезд. Последний и объявил о созыве Сибирской Областной Думы. «Идея Сибирской автономии, которая породила Сибирскую Областную Думу, давно была затаенной мыслью лучших сынов Сибири»[1]. Большевики, после разгона Учредительного собрания, в январе 1918 г. объявили Думу распущенной[14]. Сибирская Дума отозвалась декларацией призывавшей под своими знаменами к борьбе с большевизмом.

 

Первым и самым трудным стал вопрос о власти. Проблема, по словам бывшего председателя Сибоблдумы эсера Якушева заключалась в том, что: «Не нравилась правым группам не только общая кон­струкция Думы (система Конвента французской рево­люции), по которой верховная власть принадлежала Думе; так что исполнительный орган (министерство) должен был ей всецело подчиняться, но и то, что представитель­ство буржуазии было вовсе исключено»[15]. Пока же правых и эсеров объединяла только борьба с большевиками.

В числе первых актов Сибирское правительство приняло поста­новление об аннулировании всех декретов Советской власти. Национализированные предприятия, а на деревне все имения, возвращались их пре­жним владельцам[16]. Все рабочие организации подверглись преследованиям. Примером может являться декларация 2-го съезда профсоюзов Урала: «Под флагом той же борьбы с большевизмом фактически происходит борьба с демократией, со всеми ее органами и главным образом с профсоюзными организациями трудящихся, стоящими на экономической платформе, причем деятельность их преследуется всеми мерами. Профсоюзы буржуазией и ее агентами не признаются, требования рабочих игнорируются, коллективные договоры упраздняются»[17].

О результатах деятельности Сибирского правительства говорило обращение к нему и чехословацкому руководству Центрального бюро профсоюзов Урала: «Прошло уже 2 месяца со дня захвата Екатеринбурга и части Урала войсками временного Сибирского правительства и чехословаками… Екатеринбург превратился в одну огромную тюрьму…»[18]. Журнал «Сибирский печатник» в своем первом номере (декабрь 1918 г.) отмечал: «Заря свободы потухла, и в сумерках наступающей ночи снова встают призраки кошмарного прошлого»[19].

Газета «Голос рабочего», орган Уфимского комитета меньшевиков: «То, что творилось в Сибири со дня возникновения Сибирского правительства, составит самую мрачную страницу истории нашего освободительного движе­ния. По всей Сибири царствует неслыханный произвол. Поход про­тив рабочего класса ведется неослабно, аресты социалистов продол­жаются… закрыты все социалистические газеты, отменены все элементарные демократические свободы. По селам и деревням Сибири раз­гуливают черные автомобили господ Анненковых и прочих бравых «воевод», нагайками насаждающих «народовластие»»[20].

 

Мобилизация

Первым шагом вдруг возникшей «народной власти» стал призыв добровольцев для защиты «демократии». Но, как и во всех других местах желающих последовать призыву набралось немного. Сибирское правительство не было оригинальным и в июле объявило всеобщую мобилизацию. «Все изъятия и льготы были отменены. Повинность была сделана действительно всеобщей»[21]. В результате к сентябрю численность армии выросла почти до 40 тыс. чел. По данным А. Деникина, по­ловину армии составляло казачество, добровольцев набралось до 10 тыс., народ дал только около 5 тысяч: «Сибир­ские крестьяне, без подъема, но покорно шли в армию, а сопротивление, оказанное в двух-трех уездах, было жес­токо подавлено вооруженной силой»[22].

Представление о методах, применявшихся при проведении мобилизации, дает подавление вызванного ею восстания в Славгородском уезде: «Я, - признавал­ся Анненков на суде в 1927 г., - получил предписание от военного министра Вре­менного (Сибирского) правительства Иванова-Ринова немедленно подавить восстание… Действовал военно-полевой суд, выносивший много при­говоров. Расстреливали, рубили»[23]. Свидетели событий дополняли картину: «До нас дошли слухи из Славгорода, и мы нача­ли убегать: страшно стало. Они нашу деревню оцепили и начали ру­бить. Кто из мужчин не успел убежать, всех изрубили - 18 человек. Делали что хотели, забирали, палили… насиловали от 10 лет и старше. У меня в хозяйстве спа­лили 45 десятин хлеба, взяли пару лошадей, корову, все хозяйство разрушили. И тогда моего мужа взяли в город и изрубили, отрезали нос и язык, вырезали глаза, отрубили полголовы. Мы нашли его уже закопанным. Всех оставшихся в селе перепороли». Деревня была сожжена. С жителей собрали контрибуцию в 100 тыс. рублей[24].

«Порки» были самым распространенным явлением, о них, например, в Бузулукском уезде рассказывал ген. Саха­ров[25]. По словам Кроля, иногда и «добро­вольчество» не обходилось без этой меры воздействия»[26].

 

Установление правопорядка

Одним из первых актов Сибирского правительства (15 июля) стали «Временные правила о мерах по охране государ­ственного порядка и общественного спокойствия»[27]. А 1 августа были созданы особые прифронтовые суды, в составе одного председателя и двух членов (офицеров). Проведение следствия в них не предусматривалось, только короткое дознание. Приговор суда считался окончательным и вступал в силу через 24 часа. Правда, за это время разрешалось подать касса­цию, но это не останавливало действие приговора[28].

По категорическому требованию чехословацкого командования правительство 12 сентября ввело смертную казнь. Существовавшая до этого выс­шая мера наказания - 20-летняя или пожизненная каторга - была признана слишком либеральной. Одновременно были созданы особые военно-полевые суды, а другим распоря­жением образовало министерство охраны государственного поряд­ка – аналог ВЧК. Особые суды, отмечает П. Голуб, получили среди населения наименование «скорострельных»[29].

Одновременно была создана так называемая «народная милиция». Участник событий Г. Гинс свидетельствовал: «Назначенный директором департамента милиции… В. Пепеляев начал привлекать в милицию преимущественно царских жандармов и полицейских. В несколько месяцев она настолько укрепилась, что представляла из себя достаточно стойкую силу. Но дух милиции оставался старый, и сам Пепеляев впоследствии называл некоторых деятелей милиции бандитами»[30].

Другим первостепенным делом правительства стало укрепление охраны лагерей немецких и австро-венгерских военнопленных, которые при Советской власти пользовались весьма широкими правами и свободами. После пе­реворота положение радикально изменилось. Лагеря превращались в концлагеря в подлинном смысле этого слова. В ходе мятежа сюда стали загонять и всех, кого подозревали в нелояльности по отноше­нию к новому режиму[31].

Приказ командования Сибирской армии от 5 ноября требовал: «категорически приказываю командирам корпусов безотлагательно установить среди военнопленных гер­манцев, австрийцев и мадьяр самую суровую дисциплину и энергичными мерами строгости заставить их понять настоящее положение их в России, излишнюю мягкость в обращении исключить. Малейшее проявление со стороны военнопленных злой воли или неповиновения карать немедленно...»[32].

В этих своих приказах командование Сибирской армии лишь поспешно копировало своих чехословацких учителей. Специальное отделение по делам военнопленных штаба Сибирской армии в то время отмечало: «с первых же дней после свержения Советской власти некоторые концлагеря, например Омский, были взяты чехословацкими войсками в свое исключительное ведение…, ибо русская власть не имела возможности сразу же поставить на должную высоту охрану лагерей, в которых, конечно, находилось немало большевистски настроенных элементов. Чехи с честью выполнили эту трудную задачу, поставив военнопленных в такие условия содержания, при которых уже исключается возможность, каких бы то ни было выступлений. Впоследствии чехословацкие военные власти выразили даже желание взять все без исключения концлагеря в свое исключительное и безраздельное распоряжение»[33].

 

О положении заключенных дает представление доклад санитарного врача Омского гарнизона от 20 августа: «Места заключения политических арес­тованных в 1-м концлагере могут явиться весьма серьезным источ­ником распространения заразы (тифа, холеры и пр.)... Содержатся заключенные в крайне антисанитар­ных условиях: смены белья у большинства нет, некоторые имеют вместо рубашки одни грязные лоскуты, нет шинелей, спят на голых нарах, во многих бараках окна разбиты, и в холодную погоду в по­мещениях холодно, особенно ночами. Мыло не выдается вовсе, мно­го насекомых на теле и в белье... Кипяченой воды для питья в казармах нет, пища выдается плохая, малопита­тельная и в недостаточном количестве... Плохая пища является, по моему мнению, одной из причин оби­лия желудочно-кишечных заболеваний…, а эти последние создают благоприятную почву для появления и распрос­транения холеры». К этим бедам, по словам врача, добавилась и цинга[34].

Заведующий 1-м концлагерем дополнял, что в лагере в то время содержалось 2196 русских граждан. Многие из них были допрошены еще в июне, но результаты до сих пор неизвестны[35]. В докладе также отмечалось крайне бедственное положение семей арестованных. Им не выплачивали жалованья, выбрасывали из квартир с малыми ребятишками. «В кан­целярию мою являются ежедневно плачущие женщины, просят за­щитить перед домовладельцами и проч.»[36]

 

Но основную заботу Сибирского правительства представляли не лагеря, а массовые выступления населения против «народной власти». Только в июле-августе произошло 16  забастовок[37]. Авангардную роль в них играли шахтеры Кольчугинского, Анжеро-Судженского и Черемховского районов…[38] продолжались забастовки на протяжении почти всего 1918 г. Все выступления рабочих были подавлены. Правительство объявляло за­бастовочные районы на военном положении и пускало в ход военно-полевые суды[39].

С особенной яростью режим обрушился на участников Общесибирской железнодорожной забастовки, которая началась в середине октября 1918 г. во время наступления Красной Армии. Командование Сибирской армии потребовало: «Принять самые решительные меры к ликвидации забастовки, включительно до расстрела на месте агитаторов и лиц, активно мешающих возобновлению работ»[40].

Не меньшую проблему для Сибирского правительства представляли крестьянские восстания, вызванные, как утверждает С. Мельгунов, провокационными слухами распространяемыми большевиками и поддержкой последних местными кооперативами[41]. Скоро массовые восстания, которые охватят всю Сибирь, покажут, кто и что было их причиной. Пока же крупнейшие восстания прошли в Змеиногорском уезде на Алтае и Чумайском в Мариинском уезде Томской губернии. Подавление восстаний было отдано на откуп местным атаманам.

 



[1] Гинс отмечающий эту «мысль» ссылается на дело «о Сибирском сепаратизме», по которому привлекали казаков, членов «Общества независимости Сибири» еще в 1865 г. (Гинс Г…, с. 67).



[1] Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. М., 1937, т. 6, с. 90. (Голуб П. А…, с. 10).

[2] Гинс Г. К..., с. 63.

[3] Голуб П. А…, с. 266.

[4] Вольная Сибирь. Сборник IV. Прага, 1928, с. 103—104. (Голуб П. А…, с. 266).

[5] Вольная Сибирь. Сборник IV. Прага, 1928, с. 71. (Голуб П. А…, с. 267-268).

[6] Гинс Г. К..., с. 63-64.

[7] Gajda R. Moje pameti. Praha, 1921, s. 25. (Голуб П. А…, с. 269).

[8] Голуб П. А…, с. 269.

[9] Gajda R. Moje pameti. Praha, 1921, s. 75. (Голуб П. А…, с. 269).

[10] Газ. «Русская армия», 31.V.1919, Омск; Вольная Сибирь. Сборник IV. Прага, 1928, с. 30. (Голуб П. А…, с. 40-41, 267).

[11] Гинс Г. К..., с. 64-65.

[12] Мельгунов С. П. Трагедия адмирала..., с. 248.

[13] Гинс Г…, с. 74

[14] Гинс Г…, с. 76.

[15] Вольная Сибирь, Прага III, с. 4 (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала..., с. 257).

[16] ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 2, л. 18. (Голуб П. А…, с. 271).

[17] ГАРФ, ф. 147, оп. 10, д. 9, л. 151. (Голуб П. А…, с. 302).

[18] Pichlik К., Vavra V. Kfizek J. Cervonobila a ruda. Vojaci vevalce a revoluce. 1914-1918. Praha, 1967, str. 264. (Голуб П. А…, с. 49).

[19] Журн. «Сибирский печатник», № 1, ХП.1918, Томск. (Голуб П. А…, с. 303).

[20] Газ. «Голос рабочего», 10.XI.1918. (Голуб П. А…, с. 309-310).

[21] Гинс Г…, с. 110.

[22] Деникин А. И. Очерки русской смуты, Берлин, 1924, т. 3, с. 103—104. (Голуб П. А…, с. 275).

[23] Военно-исторический журнал, 1991, №3, с. 71. (Голуб П. А…, с. 311).

[24] Павловский П. И. Анненковщина. По материалам судебного про­цесса в Семипалатинске 25.VII—12.VIII.1927. М—Л., 1928, с. 50. (Голуб П. А…, с. 311-312).

[25] См.: Сахаров К. В. белая Сибирь. Мюнхен, 1923, с. 9 (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала..., с. 240).

[26] Кроль М. А. Сибирское правительство и Сибирская Областная дума // Вольная Сибирь, IV, с. 62 (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала..., с. 239-240).

[27] Голуб П. А…, с. 272.

[28] ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 2, л. 122. (Голуб П. А…, с. 273-274).

[29] Ceskoslovensy dennik, 3.X.1918; Газ. «Вестник КОМУЧа». 5.Х.1918. (Голуб П. А…, с. 61, 274).

[30] Гинс Г. К..., с. 334.

[31] Голуб П. А…, с. 287.

[32] ГАРФ, ф. 176, оп. 2, д. 27, л. 274 об-275. (Голуб П. А…, с. 288).

[33] РГВА, ф. 39499, оп. 1, л. 5. (Голуб П. А…, с. 289-290).

[34] ГАРФ, ф. 827, оп. 5, д. 41, л. 11. (Голуб П. А…, с. 295).

[35] ГАРФ, ф. 827, оп. 5, д. 41, л. 4. (Голуб П. А…, с. 295).

[36] ГАРФ, ф. 827, оп. 5, д. 41, л. 4. (Голуб П. А…, с. 296).

[37] Кадейкин В. А. Сибирь непокоренная. Кемерово, 1968, с. 198. (Голуб П. А…, с. 310).

[38] Pichlik К., Vavra V. Kfizek J. Cervonobila a ruda. Vojaci vevalce a revoluce. 1914-1918. Praha, 1967, str. 260. (Голуб П. А…, с. 50).

[39] ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 215, л. 3. (Голуб П. А…, с. 310).

[40] ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 27, л. 235. (Голуб П. А…, с. 310); См. так же Максаков В. Турунов А. Хроника гражданской войны в Сибири 1917-1918 гг. М., 1926, приложение 123 (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала..., с. 400).

[41] Максаков В. Турунов А. Хроника гражданской войны в Сибири 1917-1918 гг. М., 1926, приложение 134 (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала..., с. 403).

Подписаться
Если Вы хоте всегда быть в курсе новостей и авторской деятельности В. Галина, оставьте свои координаты и Вам автоматически будут рассылаться уведомления о новостях появляющихся на сайте.

Я согласен с условиями Политики Конфиденциальности