Русские живут исключительно впечат­лениями момента. То, что вчера чув­ствовали и думали, для них более не существует. Их настоящее настроение порой уничтожает в них самое воспо­минание об их прежних взглядах... В России чаша весов не колеблется — она сразу получает решительное дви­жение.

М. Палеолог, французский посол в России 1917 г.[1]

Никогда за всю свою историю, русский народ не имел столь высокого уровня жизни и личной свободы, как в начале XXI в. Впервые большинству населения России стали доступны блага современной цивилизации: изобильные полки продуктовых магазинов и качественные промышленные товары; последние достижения компьютерной техники и автомобилестроения; свобода выезда за границу и выражения своего мнения; законодательно неограниченные возможности для ведения бизнеса и наращивания личных доходов... В феврале 2013 г. удовлетворенными жизнью оказалось рекордное количество россиян: по словам гендиректора ВЦИОМ В. Федорова, «это исторический максимум за все время измерения, то есть сегодня оценка удовлетворенности жизнью со стороны наших людей самая лучшая за все время измерения»[2].

Одновременно Россия устойчиво демонстрирует один из самых высоких темпов роста экономики и низкий уровень безработицы, имеет четвертые по размерам золотовалютные резервы в мире, и незначительный государственный долг на уровне 10% ВВП, и даже впервые за последние два десятилетия показала естественный прирост населения. Казалось бы, неолиберальная революция, наконец-то принесла России процветание, умиротворение и надежды на будущее. Что же может угрожать ее последовательному и устойчивому дальнейшему развитию?

Для того, что бы ответить на этот вопрос необходимо вернуться к началу неолиберальной революции перевернувшей весь мир:

К 1980-м годам СССР практически полностью исчерпал ресурсы своего развития, что в совокупности с вырождением и деградацией его элит, уже не позволяло осуществить проведение необходимых преобразований эволюционным путем. В результате Советский Союз просто рухнул, оставив после себя вакуум государственной власти и экономический хаос. Пришедшие новые политические силы были уже не эволюционистскими, а революционными, сразу перебросившими маятник на прямо противоположный полюс.

Отличие России от других стран Восточного блока, заключалась в том, что, не смотря на огромное давление, ей все же удалось сохранить некоторую самостоятельность. На причину этого указывала М. Тэтчер, по словам которой, Б. Ельцин неоднократно «недипломатично» заявлял о том, что «ядерные силы были и остаются ключевым элементом стратегии национальной безопасности и военного могущества России»[3]. «Другим источником беспокойства для Запада является оставшееся после Советского Союза химическое и биологическое оружие. Общеизвестно, что это оружие особенно трудно обнаружить с помощью обычных методов контроля…», а кроме того «Русские — традиционно боеспособная нация…»[4]. В итоге «железная леди» констатировала, что «в любых взаимоотноше­ниях с Россией на первом месте везде и всегда должны стоять ин­тересы нашей безопасности… мы не должны недооценивать исходящей от России потенциальной опасности: ее семена нередко прорастают на поч­ве беспорядка, в этом мир убедился на собственном опыте»[5].

Опасения Запада, казалось, давали России шанс на проведение реформ в национальных интересах. По мнению составителей Global Wealth Report 2012 «Во время переходного периода существовали надежды, что Россия трансформирует себя в высокопрофессиональную экономику с высокими доходами населения, сохранив при этом сильную социальную защиту, унаследованную от эпохи Советского Союза. (Но) то, что произошло, можно назвать пародией»[6]. Все надежды на трансформацию были похоронены в 1990-е:

В истории не раз бывало, что некогда великие государства падали под натиском врагов, или подвергались разграблению в результате нашествия варваров, но то, что бы «страна – мировая держава, страна хранительница величайшей культуры мирового уровня и науки, которые ставили ее в число первых двух или трех государств в мире», пала сама? «В истории нет ни одного подобного случая самоликвидации страны и культуры», - считает Дж. Кьеза[7]. Конечно, либеральные реформы в России, проводились при идеологической и организационной поддержке Запада и прежде всего Америки. Мало того она являлась абсолютным примером и непререкаемым авторитетом – победителем в «Холодной войне». Но все же опасения Запада ограничивали его прямое участие в реформах и приватизации в России, в итоге их результаты достались в основном новой российской «элите».

Описывая этот этап рыночных реформ в России, даже такой завзятый консерватор, не привыкший особо разбираться в средствах для достижения цели, как М. Тэтчер отмечала: «в годы прав­ления Горбачева и Ельцина власть основных институтов государства часто использовалась для обслуживания корыстных интересов финан­совых олигархов, мафии и региональных начальников. В условиях по­следовавших хаоса и коррупции в проигрыше оказался российский на­род, а сама Россия была унижена... Мои россий­ские друзья говорят о необходимости «национализировать» Кремль еще раз после того, как он в течение долгого времени оставался «привати­зированным» различными влиятельными силами»[8].

По словам Дж. Стиглица в результате реформ 1990-х гг. «опустошение, в смысле потерь внутреннего брутто-продукта, превзошло те потери, которые Россия имела во Второй мировой войне… К настоящему же времени в России создана система капитализма для избранных, мафиозный капитализм, эрзац-капитализм. По уровню социального неравенства сегодняшняя Россия сравнима с самыми худшими в мире латиноамериканскими обществами, унаследовавшими полуфеодальную систему…».

М. Тэтчер в конце 1990-х гг. дополняла: «Россия больна и в настоящее время, без преувеличения, умирает. Как заметил один эксперт: «Ни одна промышленно развитая страна еще не переживала столь сильного и длительного ухудшения состояния [здравоохранения[1]] в мирное время»[9].

Дж. Сорос назвал систему, сложившуюся в России 1990-е годы: «грабительским капитализмом», который, по его мнению, «приведет к опустошению российской экономики»[10]. И это разграбление велось под лозунгами либерализации и демократизации. Неизбежная объективность и стихийность этого процесса была многократно катализирована радикализмом реформ, а целенаправленная деятельность его организаторов и вдохновителей невольно наводит на мысль о присутствии и некой осознанной силы. Той силы, по сути «пятой колонны», об угрозе которой предупреждал еще В. Шульгин: «Существование этой силы, враждебной всякой власти и всякому созиданию, для меня, несомненно... Мне кажется, что где дрогнет, при каких-нибудь обстоятельствах Аппарат принуждения, там сейчас же жизнью овладеют бандиты... И можно себе представить, что наделают эти «объединенные «воры»»…»[11].

Невольно складывается ощущение, что российские реформаторы в еще более грандиозных масштабах повторили польский опыт, говоря о котором известный польский министр Г. Колодко приходил к выводу: «Неолиберализм под прикрытием прекрасных лозунгов – от свободы, через демократию к предпринимательству – превратился в инструмент перераспределения доходов в пользу элит за счет большинства. Неолиберализм используется как способ грабежа в гигантских масштабах»[12].

Дальнейшее продолжение эпохи дикого либерализма действительно грозило полным разорением и уничтожением страны.Настала пора «фиксировать прибыль». И вначале 2000-х гг. эволюция капитализма в России перешла на следующий этап своего развития. А. Чубайс образно описывал этот переход: «Мы долго падали, странно, что не переломали все кости. Потом чуть не утонули, но каким-то чудом оттолкнулись от дна, и выбрались на берег…»[13].

У «чуда» было три основных источника: 4-х кратная девальвации рубля после дефолта 1998 г., вместе со стабилизационной политикой М. Примакова;  «манна небесная» в виде цен на нефть и приход В. Путина. Открытый беспредел и анархия первого десятилетия «реформ» были свернуты ценой: удаления нескольких наиболее одиозных олигархов (из «семибанкирщины»); легализации (амнистирования) итогов приватизации и усиления вертикали власти.

Характер реформ начала 2000-х гг. во многом определялся влиянием новых могущественных сил появившихся в 1990-е гг., подстегиваемых непримиримыми идеологами российского либералфундаментлизма: «Владельцы компаний всех размеров формируют единый фронт для защиты своих интересов… позиция президента ясна и менять ее он не собирается… на события могут повлиять только бизнесмены: замедление экономического роста, сопровождаемое бегством капитала», - угрожал министр экономики эпохи приватизации Е. Ясин в конце 2003 г., в ответ на арест одного из олигархов М. Ходорковского[14]. Последнего освободить не удалось, но государство в начале 2005 г. было вынуждено пойти на амнистию итогов приватизации[15],[2].

Не менее важная виктория была одержана и в другом вопросе: после прихода В. Путина на пост президента правительство попыталось упорядочить сбор налогов, уклонение от уплаты которых в 1990-е годы носило массовый характер. Бизнес ответил на попытку уходом в черный нал, теневой сектор и оффшоры. И здесь либерально-олигархическая «общественность» вновь одержала полную победу над государством, сохранив свое решающее влияние на экономику страны, свидетельством этого стало введение ровной ставки подоходного налога 13% с 1 января 2001 г.[16]

* * * * *

* * * * *

* * * * *